Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "П"

1. Горький М. - Чернову В. М. и Миролюбову В. С., 26 января 1912 г.

Входимость: 1. Размер: 5кб.

Часть текста: мою прошу возвратить 4 . А. Пешков 26/13-1 912 Примечания Черновой автограф письма и авторизованная машинопись, посланная В. С. Миролюбову, хранятся в АГ; авторизованный машинописный экземпляр, посланный В. М. Чернову, - в ЦГАОР. 1 Копии п. Иванова-Разумника Горькому от 20 января и Горького Иванову-Разумнику от 26 января. См.: Г--Ив-Р, п. 1 и 2. Получив первое п. Иванова-Разумника, Горький решил, что корреспондент его ведет речь о новом журнале ("Заветы"), в организации которого принимал активное участие наряду с Черновым и Миролюбовым. 2 Т. е. 5--8 января 1912 г. (см. п. 10 и прим. к нему). Об этом же говорится в черновике ответного п. Миролюбова Горькому от 28 января 1912 г.: "Разумника в редакцию мы не звали, а предложили ему сотрудничать и секретарство для сношения с писателями в Петербурге, о чем В. М. [Чернов] на Капри Вам говорил" (ИРЛИ, ф. 185, оп. 1, No 129). 3 Иванов-Разумник, полемизируя с марксистами, в частности с Г. В. Плехановым, писал: "Герцен был до того глубоко убежден в мещанстве как основе всего европейского уклада, что высказал еретическую мысль о том, что социализм, оставшись победителем на поле битвы, неизбежно сам выродится в мещанство <...> Эту мысль о потенциальном мещанстве социализма уразумело только поколение русской интеллигенции начала XX века, так что в этом случае Герцен на пятьдесят лет опередил свое время..." (История русской общественной мысли. СПб., [1908]. Т. 1. С. 369; см. также: Литература и общественность. СПб.: Прометей, [1911]. Т. 1. С. 123). 4 Горький имеет в виду рассказ "Три дня". В п. от 29 января 1912 г. из Специи (черновой вариант этого письма цитировался выше) Миролюбов просил Горького: "Так как журнал, о котором Вам пишет Разумник, Вы ошибочно приняли за наш журнал; - так как "организатором" нашего журнала в России...

2. Л.Андреев. Неострожные мысли о М.Горьком

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: ему органически неприятны. И оттого в его художественном царстве нет мира, и оттого там вечное bellum omnium contra omnes* . Все дерутся, а потом приходит он сам, крайне взбешенный этой дракой, и сразу всех завоевывает: смолкают все голоса и крики, и только его властительный голос не спеша доколачивает еще барахтающихся. Это называется — конец романа. ------------ * война всех против всех (лат.) Любопытно проследить эту странную борьбу художника-деспота с образами, им же самим созданными. С талантом, изумительным по свежести и непосредственной силе, языком — по богатству, быть может, единственным во всей русской литературе — он в начале каждого романа (хотя бы «Детства») любовно, внимательно и нежно вырисовывает каждого из своих воителей и воительниц. Скульптура плохая, Горький не скульптор, но живопись очаровательна по силе, богатству и яркости красок: живет каждый и каждая, мощно проявляются во всем своеобразии своей индивидуальности. Свой характер и свой язык у всякого в этом еще не завоеванном царстве; и лишь изредка, как напоминание о власти единого, как предчувствие предстоящего разгрома — горьковский афоризм в неподходящих устах. Но уже скоро Горькому становится тесно и обидно в этой толпе своемыслящих. Все говорят, а он что же? Так он и будет молчать? Сам их сотворил, а сам молчи и слушай? И подобно Хроносу, пожирающему своих детей, одного за другим, помаленьку проглатывает и Горький своих героев. Делается это таким способом, что на...

3. О цинизме

Входимость: 2. Размер: 30кб.

Часть текста: единственно способный претворить всё возможное — в необходимое, все мечты — в действительность, — эти люди счастливы! Ибо в них всегда было живо творческое чувство своей органической связи с народом, ныне это чувство должно вырасти, наполнив их души великой радостью и жаждой творчества новых форм для новой культуры. Признаки возрождения человечества — ясны, но "люди культурного общества" якобы не видят их, что, впрочем, не мешает мещанам чувствовать неотразимую близость мирового пожара. Тупые орудия процесса накопления богатств, сознательные участники насилия над волею народа, они осуждены защищать свои безнадёжные позиции и прячутся в тесную клетку своей культуры, которой называют внушённое им и умертвившее их души убеждение в том, что власть капитала — навеки законна, навсегда незыблема, они теперь даже и не рабы своего хозяина, а домашние животные его. Рабы перерождаются в людей — вот новый смысл жизни! И потому владыки должны исчезнуть, ибо владыка только паразит раба. Здесь нет парадокса: раб и владыка—два конца одной и той же психологической линии, раб живёт смутной мечтой о власти, владыка же — страхом за свою власть. Но когда раб понял цену свободы, почувствовал своё право на неё — он становится человеком, а человек — бесстрашен, и власть над подобными себе противна ему. Пришло время, когда разумнее уступить силе необходимости, чем способствовать накоплению законного гнева и жестокости, которую может...

4. Дубнова Е.: "Он был правдолюб" (к 100-летию со дня рождения Б. А. Бабочкина)

Входимость: 1. Размер: 20кб.

Часть текста: бывшая Александринка, 1935). «Царь Потап» Копкова и «Дачники» в БДТ подтвердили его несомненный, оригинальный режиссерский талант. «Не знаю, кто я больше: актер или режиссер. Для меня это неотделимо», - говорил Бабочкин. Он служил в Вахтанговском, очень недолго руководил московским Театром имени Пушкина, но главной драмой его жизни было то, что своего театра - Театра Бабочкина (на который он, безусловно, имел право) ему построить не дали. С Малым театром связаны многие годы его жизни, событийные режиссерские и актерские работы («Иванов», «Лес», «Правда - хорошо, а счастье лучше», «Гроза», «Дачники», «Достигаев и другие», «Фальшивая монета»), «ЭС» публикует фрагмент из исследования Е. Я. Дубновой о последнем из горьковских спектаклей Бабочкина (о «Фальшивой монете» написано непростительно мало) и послесловие Т. А. Шах-Азизовой.  Евгения ДУБНОВА: "Он был правдолюб" С Бабочкиным меня познакомила Татьяна Константиновна Шах-Азизова. Случилось это, если я не ошибаюсь, в начале 70-х во ВГИКе, на показе студенческого спектакля мастерской Бориса Андреевича. Узнав, что я пишу о его горьковских постановках, он попросил меня показать ему что- нибудь и пригласил к себе домой. Я выбрала фрагмент из раздела о “Фальшивой монете". Пьеса сложная, написанная метафорическим языком, не вмещающаяся в рамки обычных литературоведческих трактовок. Тогда у нее еще не было настоящей сценической истории. Хотелось узнать у создателя первого крупного спектакля, верно ли я поняла его и автора. Борис Андреевич рукописи не взял, а попросил меня почитать ее вслух. Я прочитала. Он сказал: “Все точно. У меня нет...

5. Букоёмов, Карп Иванович

Входимость: 1. Размер: 24кб.

Часть текста: грустно тянет Хромой. — Тьфу! — плюётся Букоёмов. Песня надоела ему; она, точно скрип пилы, неприятно сверлит уши. Старик недружелюбно повёртывается в сторону Хромого и молча смотрит в его лицо — бледное, чистое, овальной формы. Небольшая окладистая бородка, вместе с длинными волосами тёмного цвета, делает Хромого похожим на молодого священника. Его чёрные глаза смотрят всегда сосредоточенно и спокойно, говорит он мало и почти никогда не смеётся. Сосланный в Сибирь на вечное поселение за поджог, он трижды уходил с места ссылки в Россию. Второй раз он дошёл только до Перми, поступил там в сторожа на железной дороге и спокойно служил более полугода. Но однажды ночью на станцию пришли воры, ударили его кистенём, он свалился и, лёжа без памяти, отморозил себе ногу. В больнице узнали, что он беглый, приделали ему деревяшку на место отрезанной ноги и возвратили в ссылку. Хромой ушел в Россию снова, — теперь его поймали уже в Калуге. Много измерил земли этот человек, много, должно быть, он видел и слышал, но — не нашёл он на земле песни, более приятной ему, чем эта песня: Я бы бросила его, Да нет на свете никого... От его небольшой, красивой фигуры веет затвердевшим упрямством, в глазах застыл какой-то холодный блеск, У старика Букоёмова пропадает желание помешать ему петь, он медленно поворачивает голову, смотрит в потолок и сквозь зубы говорит: — Однако скушно с вами, анафемы... Крепкий, румяный красавец Махин...