Поиск по творчеству и критике
Cлово "MAI"
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: глупости и дерзости: - Тургенев - кондитер. У него - не искусство, а - пирожное. Настоящее искусство не сладко, оно всегда с горчинкой. Сказал и отошел прочь. В другой раз, так же неожиданно, он спросил, подойдя сзади, наклоняясь над ее плечом: - "Скучную историю" Чехова - читали? Забавно, а? Профессор всю жизнь чему-то учил, а под конец - догадался: "Нет общей идеи". На какой же цепи он сидел всю-то жизнь? Чему же - без общей идеи - людей учил? - А - общая идея - это не общее место? - спросила Лидия. Иноков, удивленно посмотрев на нее, пробормотал: - Вот как? Н-да... не думал я. Не знаю. И продолжал настойчиво: - У Чехова - тоже нет общей-то идеи. У него чувство недоверия к человеку, к народу. Лесков вот в человека верил, а в народ - тоже не очень. Говорил: "Дрянь славянская, навоз родной". Но он, Лесков, пронзил всю Русь. Чехов премного обязан ему. - Не вижу этого, - с любопытством разглядывая Инокова, сказала Лидия. - А вы почитайте их одного за другим, увидите... Он дотронулся пальцем до плеча- девушки, заставив ее oi шатнуться: - Слушайте-ка: а где эта красавица, подруга ваша? - Вероятно, у себя дома. Вам ее нужно? - Лидия улыбалась, веснушки на лице Инокова тоже дрожали, губы по-детски расплылись, в глазах блестел мягкий смех. - Смешно спросил? Ну - ничего! Мне, разумеется, ее не нужно, а - любопытно мне: как она жить будет? С такой красотой - трудно. И, потом, я все думаю, что у нас какая-нибудь Лола Монтес должна явиться при новом царе. - Влюбился он в нее, вот что, - сказала Сомова, ласково глядя на своего друга. - Он у меня жадненький на яркое... - Влюбился - это чепуха. Влюбляться я и не умею. А просто барышня эта в большие думы вгоняет меня. Уж очень - неуместная....
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Часть текста: час — мною овладевает нестерпимое желание нагрубить этим красивым дамам, приятным кавалерам. Но я всегда отношусь благоговейно к мыслям и словам этих людей, их беседа для меня — богослужение. Мне двадцать один год. Я чувствую себя на земле неуютно и непрочно. Я — точно телега, неумело перегруженная всяким хламом; тащит меня куда-то, неведомым путем, невидимая сила, и вот-вот опрокинусь я на следующем повороте дороги. Я очень много и упрямо вожусь сам с собою, стараясь поставить себя возможно тверже среди нелепых и обидных противоречий, которые отовсюду бьют и толкают меня, часто доводя до болезненного состояния, близкого буйному безумию. Года полтора тому назад я до того устал от этой возни, что пытался покончить с собою — всадил себе в грудь пулю из отвратительного, неуклюжего тульского револьвера,— такими револьверами в свое время вооружали барабанщиков. Эта глупая и нечистоплотная выходка вызвала у меня к себе самому чувство некоторого недоверия и почти презрения. Теперь я живу в саду у пьяного попа, в хижине над грязным оврагом; эта хижина раньше была баней. В двух низеньких комнатах ее стоит запах мыла и прелых веников,— гнилой...