26 или 28 августа [7 или 9 сентября] 1899, Н. Новгород.
Дорогой Антон Павлович!
Сейчас прочитал в «Жизни» статью Соловьёва о Вас. (Е.А.Соловьёв (псевдоним - Андреевич). "Антон Павлович Чехов". Журнал "Жизнь", август 1899. – Ред.). Недоволен, хотя по адресу Михайловского он дельно говорит. Недурно о «Дяде Ване», но всё это не то, что надо. Затем Соловьёв не прав там, где говорит о Вашем счастье. В общем - он легковесен.
Антон Павлович! Разрешите мне посвятить Вам «Фому» в отдельном издании? Если это будет Вам приятно - разрешите, пожалуйста. Не будет - так и скажите - не надо. Я не самолюбив, и Ваш отказ отнюдь не обидит меня. Ответьте поскорее, очень прошу. (отдельное издание "Фомы Гордеева" в "Библиотеке "Жизни" вышло с посвящением, напечатанном на отдельном листе после титула: "Антону Павловичу Чехову. М.Горький". – Ред.). Говоря по совести - сорвался с Фомой. Но вышло так, как я хотел в одном: Фомой я загородил Маякина, и цензура не тронула его. А сам Фома - тускл. И много лишнего в этой повести. Видно, ничего не напишу я так стройно и красиво, как «Старуху Изергиль» написал.
Гиляровский прислал мне книжку стихов, и мне странно было видеть, что она такая тоненькая. Стихи хуже автора. Он пишет мне и так славно, чёрт! В Москве зайду к нему и напьюсь с ним вплоть до райских видений. В Москву хочу попасть так, чтоб увидать «Чайку» или «Дядю Ваню». Написал Гиляровск[ому], который должен всё знать и всё уметь, чтоб он мне устроил всё это - известил бы, когда будет поставлено то или другое, и достал бы место.
Еду в Питер в сентябре, везу больную тёщу в клинику и одного мальчика к Штиглицу (частная рисовальная школа в Петербурге – Ред.). Сам - здорово кашляю. «Фому» дописал и очень рад.
Если увидите Средина или Ярцева, кланяйтесь. Кстати - обругайте их. Что они, точно мёртвые? Думаю, что в Ялту попаду в конце сентября, если кашель не усилится и не погонят меня раньше. В глубине души я - за кашель, ибо в Питер ехать не хочется. Хоть Вы и хвалите его, но я всё-таки скверно о нём думаю. Небо там страдает водянкой, люди - самомнением, а литераторы и тем и другим вместе. Сколько там литераторов? Я думаю - тысяч 50. Остальные люди - или министры, или чухонцы. Все женщины - врачи, курсистки и вообще - учёные. Когда петербургскую женщину укусит муха - то она, муха, тотчас же умирает от скуки. Всё это - страшно мне.
я развлекался тем, что ходил к одной хорошенькой барыне. Она - дантистка. Она мне зубы рвала, а я ей ручки целовал. Ужасно ловко целовать ручки у дантисток! Вы попробуйте-ка! Но - это дорого стоит: она и зубы повырывает, да ещё деньги за поцелуй возьмёт. Я лишился трёх зубов и больше не могу.
До свидания!
А.Пешков