14 мая 1925, Сорренто
Сорренто, 14 мая.
Я глубоко тронут Вашим письмом, мой дорогой Цвейг!
Я не ответил Вам тотчас же, так как был немного болен, немного угнетён письмами русских писателей, проживающих в России, очень поглощён работой над романом, который пишу и в котором хочу изобразить тридцать лет жизни русской интеллигенции ("Жизнь Клима Самгина" – Ред.). Это будет, как мне кажется, нечто чрезвычайно азиатское по разнообразию оттенков, пропитанное европейскими влияниями, отражёнными в психологии, умонастроении совершенно русском, богатое как страданиями реальными, так, в равной мере, и страданиями воображаемыми. Эта кропотливая и трудная работа страстно увлекает меня.
Книга, которую я посвятил Роллану ("Дело Артамоновых" – Ред.), будет скоро напечатана на русском языке в Германии. Уже давно я не имел новостей о Роллане - мне кажется, что моя статья об Анатоле Франсе произвела на него неблагоприятное впечатление. Но я не мог рассматривать Франса - художника - иными глазами, - тогда как Франса - человека - я не знаю и не могу судить. Я люблю игру его ума, изящную, лёгкую и острую - хотя его эпикурейство чуждо мне. Я нахожу, что для нашего брата, русских, скептическая улыбка французов была бы очень полезна, так как мы всегда слишком торопимся верить и верим всегда слепо. Вот почему я завидую нации, которая числит за собой Монтеня (Мишеля (1533-1592), французского писателя и философа – Ред.), Ренана (Эрнеста (1823-1892), французского философа и историка религии – Ред.), Франса. Признайте, что несколько трудно жить с Толстым и Достоевским. Наш величайший гений А.Пушкин был убит 90 лет тому назад, и только теперь начинают его читать, понимать всю его широту, глубину его таланта и восхищаться его духовной мощью.
Горячо жму Вашу руку.
М.Горький