15 марта 1925, Сорренто
Я был очень сконфужен, мой дорогой Цвейг, не поняв хорошо Вашего предыдущего письма, и - очень тронут тем, которое получил только что. Мне нечего говорить, до какой степени я ценю Ваши похвалы, похвалы художника, который может создать произведения такие живые, такие трогательные, как «Письмо незнакомки», например, - и как Ваша нежность дорога мне. Мое личное мнение о самом себе таково: я ещё не совершил того, что мог бы совершить, и возможно, что я больше этого не совершу. В общем - я не пристрастен к Горькому, совсем нет! - и не ослеплён в моём отношении к нему. Не думайте, что это поза, - уверяю Вас, что нет! Если я говорю Вам это, то потому, что меня побуждает к этому «разочарование в оконченной работе», сомнение в собственных силах, которое Вам тоже, конечно, известно и мучает Вас так же, как и меня.
Я написал книгу - большую повесть - и хотел бы посвятить её Роллану. Но я не знаю, доставит ли что ему удовольствие. Что Вы об этом думаете? (речь идёт о повести "Дело Артамоновых", которая и была посвящена Р.Роллану – Ред.)
В настоящее время я пишу о тех русских людях, которые, как никто иной, умеют выдумать свою жизнь, выдумать самих себя (роман "Жизнь Клима Самгина" – Ред.). Если эта книга мне удастся лучше, чем другая, то тогда её я посвящу Роллану.
У меня ещё не было времени ознакомиться с Вашей книгой ("Die Augen des ewigen Bruders. Eine Legende". Lpz, 1925. – Ред.), - от всего сердца спасибо, что Вы послали её мне! Как только меня ознакомят с ней - я напишу Вам, если хотите, что я о ней думаю - как читатель, конечно, а не в качестве критика.
М.Горький