А. М. ГОРЬКИЙ - ЧЕХОВУ
Первая половина июля 1900 г. Мануйловка
С драмой тихо, дорогой Антон Павлович. Никак не могу понять, зачем существует 3-й акт? По размышлению моему выходит так: акт первый - завязка, второй - канитель, третий - развязка. Однако все же я сочиняю1, хотя держу в уме совет Щеглова: прежде всего напиши пятиактную трагедию, через год перестрой ее в 3-актную драму, сию, еще через год, в одноактный водевиль, засим, тоже через год, водевиль сожги, а сам женись на богатой бабе и - дело будет в шляпе. Впрочем, это, кажется, не Щеглов рекомендует, а кто-то другой.
Одолевают меня китайские мысли2. Очень хочется в Китай! Давно уже ничего не хотелось с такой силой. Вам тоже хочется ехать далеко - поедемте! Право! Хорошо бы!....
А про Якубовича я и забыл, так что если б Вы не написали,-- я б и не ответил ему на письмо. Сейчас написал отказ в категорической форме, сославшись на недостаток времени, хотя следовало прямо сказать, что в предприятиях партийного характера участвовать не склонен3. Но - жаль обижать их, ибо на такую формулировку они всенепременно обидятся.
Хорошо здесь жить4, знаете. По праздникам я с компанией мужиков отправляюсь с утра в лес на Псел и там провожу с ними целый день. Поем песни, варим кашу, выпиваем понемногу и разговариваем о разных разностях. Мужики здесь хорошие, грамотные, с чувством собственного достоинства, крепостного права не знали и к панам относятся хорошо, по-человечески. Просто. В пятницу вечером еду с ними ловить рыбу волоком и ночуем в лесу на сене. Субботу и воскресенье будем жить в лесу. И пить будем, и гулять будем, а смерть придет - умирать будем! Хорошо! А все ж таки - что-то грустное есть в мужиках, в деревне, в хохлацкой песне.
Я очень ревностно забочусь о том, чтобы мне не сосало сердца - а сосет. Бог знает отчего, не пойму.
Читал я мужикам "В овраге". Если б Вы видели, как это хорошо вышло! Заплакали хохлы, и я заплакал с ними. Костыль понравился им - черт знает до чего! Так что один мужик, Петро Дерид, даже выразил сожаление, что мало про того Костыля написано. Липа понравилась, старик, который говорит "велика матушка Россия". Да, славно все это вышло, должен я сказать. Всех простили мужики - и старого Цыбукина, и Аксинью, всех! Чудесный Вы человек, Антон Павлович, и огромный Вы талантище.
Купаюсь я каждый день, играю в городки, очень поздоровел. Желаю этого Вам от всего сердца. Жму руку.
До свидания!
Отвечайте про Китай.
Ваш А. Пешков.
Хорошки, Полтавской, Кобелякского уезда, в Мануйловку.
Примечания
Письма Горького к Чехову, с. 199--200. Горький и Чехов, с. 74--75.
1 к Чехову от второй половины августа 1900 г. Горький писал: "Сим извещаю Вас, дорогой Антон. Павлович, что драма М. Горького, доведенная им, в поте лица, до третьего акта, благополучно скончалась. Ее разорвало со скуки и от обилия ремарок. Разорвав ее в мелкие клочки, я вздохнул от удовольствия и в данное время сочиняю из нее повесть" (Горький, т. 28, с. 126--127). Возможно, сюжет этой ненаписанной драмы Горький перенес в повесть "Трое", которую начал печатать в ноябре 1900 г.
2 В Китае в 1899--1901 гг. происходило антиимпериалистическое "ихэтуаньское" ("боксерское") восстание; в июне 1900 г. войска повстанцев вступили в Пекин. Горький собирался ехать в Китай корреспондентом, об этом он писал Чехову в начало июля 1900 г. (Горький,
3 П. Ф. Якубович (Мельшин) обратился к Чехову и Горькому с просьбой дать свои произведения в предполагавшийся сборник в честь 40-летия литературно-критической деятельности Н. К. Михайловского. Основное место в сборнике отводилось произведениям народников и близких к ним писателей. Сборник ("На славном посту. 1860--1900". СПб., 1901) вышел без участия Чехова и Горького (подробнее см.: Акад.,
4 Лето 1900 г. Горький с семьей проводил на хуторе Мануйловке Полтавской губ.