Дикушина Н. И.: Переписка Горького с А. В. Амфитеатровым

Переписка с А. В. Амфитеатровым

I

Переписка Горького с А. В. Амфитеатровым велась с 1902 по 1919 г. - в первые десятилетия XX в. - десятилетия, составившие целую эпоху в русской истории. Революция 1905-1907 гг., последовавшая за ней трудная и сложная полоса общественной и идеологической жизни, первая мировая война, Февральская и Великая Октябрьская социалистическая революции - все эти события, отголосок которых постоянно ощутим в переписке, определили ее идейную насыщенность и общественный смысл.

Переписка интересна и значительна прежде всего тем, что корреспондент Горького, А. В. Амфитеатров, принадлежал к совершенно иной социальной и идеологической формации, нежели Горький. По своим убеждениям он являлся типичным буржуазным радикалом, с его революционной фразеологией, неприятием марксистских идей и убежденной беспартийностью. Но он был одаренной и своеобразной личностью, интересным и умным собеседником. Особенность переписки в том и состоит, что при сохранении довольно длительное время добрых, дружеских связей корреспонденты спорили и дискутировали, обсуждая важнейшие общественные и литературные проблемы своего времени. К тому же позиции Амфитеатрова не были устойчивыми, они менялись от "левизны" в первые годы знакомства с Горьким к постепенному и неуклонному "поправению". Отсюда сложность, часто противоречивость, даже драматизм отношений, завершившихся неизбежным разрывом.

Александр Валентинович Амфитеатров родился в Калуге в 1862 г. Он окончил юридический факультет Московского университета, однако, обладая хорошим голосом, начал учиться оперному искусству, сначала в России, затем в Италии и два года пел на провинциальной сцене. В 1889 г. Амфитеатров навсегда оставил оперу.

"Будильнике", где познакомился с А. П. Чеховым и В. М. Дорошевичем, и в "Русских ведомостях". В 1886--1887 гг. Амфитеатров был корреспондентом этой газеты в Милане, затем вернулся в Россию, некоторое время был фельетонистом в "Новом обозрении" в Тифлисе, а с 1892 г. стал московским корреспондентом "Нового времени" (он подписывал свои статьи псевдонимом Old gentleman {Старый джентльмен (англ.).}) и затем "воскресным" фельетонистом газеты. В качестве корреспондента "Нового времени" Амфитеатров в 1894 и 1896 гг. посещал Болгарию, встречался е болгарским князем (будущим болгарским царем) Фердинандом и с тех пор проявлял постоянный интерес к балканским и славянским проблемам, которые в конце XIX - начале XX в. приобрели особую остроту. О поездках на Балканы Амфитеатров рассказал в книге "В моих скитаниях".

В 1899 г. Амфитеатров разошелся с редактором "Нового времени" А. С. Сувориным, он ссылался на то, что Суворин "выпросил" у министра внутренних дел циркуляр от 17 марта, которым запрещалась полемика газет с "Новым временем" по вопросу о волнениях учащихся. Суворин в своем письме Амфитеатрову от 29 марта 1899 г. объяснял его уход желанием "стать во главе новой газеты, которая хочет воспользоваться моментом и отнять у "Нового времени" занятое им положение". "Но не проще ли было бы, - писал Суворин Амфитеатрову, - если бы вы прямо сказали, что условия, вам предложенные, лучше тех, которые вы имеете у меня, что самостоятельность соблазнительна и проч. <...> Выругать хозяина, которому задолжал, обидеть хозяина смертельно, которому обязан, чтобы перейти к другому, - это русская черта, одна из самых худших"¹.

Так или иначе, в конце 1899 г., через месяц после ухода Амфитеатрова из "Нового времени", действительно вышла новая газета - "Россия", основанная Амфитеатровым и В. М. Дорошевичем, на средства фабриканта М. О. Альберта. "В первый год существования этой газеты я был ее фактическим редактором"²"Редактором-издателем числился Г. П. Сазонов,-- вспоминал Гиляровский, - в газетном мире лицо совершенно неизвестное. Но знали <...> что фактический редактор и заведующий всем делом А. В. Амфитеатров" ³.

Амфитеатров много печатался в "России", вплоть до 13 января 1902 г., когда в газете был напечатан его фельетон "Господа Обмановы", в героях которого легко угадывались члены императорской семьи - Николай II, его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна, и Александр III. Газета была "приостановлена", а потом закрыта, Амфитеатров же в 24 часа был отправлен в ссылку в Минусинск.

Фельетон принес Амфитеатрову огромную популярность. О нем заговорила буквально вся Россия. Фамилия Обмановых надолго стала своего рода "псевдонимом" Романовых. В. И. Ленин в статье "Признаки банкротства" писал о "рескриптах Николая Обманова"⁴.

В ссылке Амфитеатров пробыл недолго, в конце года он был переведен в Вологду, откуда приезжал в Петербург, где стал сотрудником новой, организованной А. А. Сувориным (сыном А. С. Суворина) газеты "Русь"⁵. Однако вскоре он снова подвергся судебному взысканию за один из своих фельетонов и эмигрировал. Во время событий 1905--1906 гг. Амфитеатров, по его свидетельству, возвращался в Россию, но затем уехал за границу, уже надолго. "... Швыряла меня судьба из Минусинска в Вологду, из Вологды в Петербург, из Петербурга опять в Вологду, из Вологды в Рим и Париж"⁶"Красное знамя". Затем он переехал в Италию. Живя за границей, Амфитеатров много печатался в русских газетах разных направлений - "Одесских новостях", "Киевской мысли", "Русском слове", "Речи", "Биржевых ведомостях" и др.

Во время "боснийского кризиса" в 1909 г. Амфитеатров находился на Балканах в качестве корреспондента либеральной "Нашей газеты". В конце 1910 г. он стал одним из организаторов нового журнала "Современник", к участию в котором привлек Горького; затем, выйдя из редакции, издавал сборники "Энергия". В 1914 г. Амфитеатров стал корреспондентом газеты "Русское слово" в Италии, а в конце 1916 г. вернулся в Россию и возглавил шовинистическую газету "Русская воля".

Амфитеатров был не только журналистом, но и чрезвычайно плодовитым писателем, автором многих романов, повестей, пьес (о некоторых из них говорится в переписке): "Жар-цвет", "Виктория Павловна", "Паутина", "Сумерки божков", "Восьмидесятники", "Девятидесятники", "Мария Лусьева", "Княгиня Настя" и др. С 1895 г. он начал работать над многотомным "историческим сочинением" из эпохи раннего христианства "Зверь из бездны". Почти ежегодно в России выходили сборники его фельетонов и критических статей: "Курганы", "Заметы сердца", "Современники", "Житейская накипь", "Тризны", "Ау!" и др. Одновременно с отдельными книгами в 1911--1916 гг. издательство "Просвещение" выпускало собрание его сочинений в тридцати семи томах.

Критик В. Л. Львов-Рогачевский в статье об Амфитеатрове писал, что, по данным отчета библиотечной выставки за 1911 г., Амфитеатров занял второе место в провинциальных библиотеках (первое принадлежало Вербицкой), что спрос на его книги опередил спрос на книги Гоголя, Достоевского, Толстого, Горького, Л. Андреева, Куприна. "Книги его вы увидите повсюду,-- писал Львов-Рогачевский,-- в витрине магазина, в киоске вокзала, в вагоне. На книжном рынке Амфитеатров "хорошо идет". Издатели это обстоятельство учли. Они наперебой не успевают печатать его книги <...> После 1905 г. издательства "Общественная польза", "Прометей", Сытин, Друтман, Ефимов, Райская, даже модернизированный "Шиповник" выпустили свыше 30 томов и не менее 600 листов. И книги идут. Только и читаешь на обложках: "Третье издание переработанное", "Второе издание дополненное""⁷.

"Ваши сочинения отлично идут и очень доходны",-- сообщал Амфитеатрову Г. А. Лопатин в июне 1913 г., приехав в Россию⁸.

на новые литературные явления, активность журналиста и газетчика, хлесткость его фельетонов и сатирических произведений, некий ореол свободомыслия, возникший после публикации "Господ Обмановых" и ссылки в Сибирь,-- все это привлекало к нему внимание современников. Но ему не прощалось и "нововременское" прошлое.

Деятельность Амфитеатрова получала разные, прямо противоположные оценки. В. Брюсов писал о "постоянной и разносторонней талантливости" Амфитеатрова⁹. С Амфитеатровым переписывались Чехов, А. И. Сумбатов-Южин, Лопатин¹⁰. Письма к Амфитеатрову Г. В. Плеханова, Е. Д. Кусковой, В. В. Водовозова свидетельствуют о деловых и достаточно дружеских отношениях корреспондентов.

В то же время сохранилось много резких отзывов об Амфитеатрове. Чехов, много лет знавший Амфитеатрова и писавший в 1892 г. Суворину: "Это человек с дарованием", в 1899 г., сообщая Ал. П. Чехову о своем "отвратительном впечатлении" от "Нового времени", отмечал "ястребиные налеты Амфитеатрова", имея в ввиду его фельетоны в газете¹¹.

фельетон Амфитеатрова, "в котором прозрачно была рассказана история государя и Кшесинской, сказал: "Ах, он когда-нибудь такую штуку сделает, что всех удивит, он именно такой"" ¹².

В записях Д. Маковицкого также сохранились отзывы Толстого об Амфитеатрове, относящиеся к 1905 и 1907 гг. "Господам Амфитеатровым нечего возмущаться цензурой (их запрещенных книг все равно читать не будут)",-- говорил он, и в другой раз: "Амфитеатров - дерзкий. Я у него ничего не нашел" ¹³.

Блок в письме к В. А. Пясту (1911) делал любопытное "предостережение": "Зная по себе увлекательность Амфитеатрова (т. е. ему подобных), дружески советую не злоупотреблять им. Такие вещи не всегда проходят безнаказанно. Можно совершенно незаметным образом испортить (на время, но не всегда краткое) часть души" ¹⁴.

И литераторы иных взглядов, нежели Толстой или Блок, не принимали Амфитеатрова. Иронически писал о нем В. В. Розанов: "Амфитеатров просто есть словесный, общественный и политический бум". По словам Розанова, его литературную деятельность отличают "шум, разнообразие, "легкость мыслей необыкновенная", легкое перо, но все это "ни к чему" и "ни для чего", и решительно не тянет ни к какому центру"¹⁵. Очень зло написал об Амфитеатрове в своих послереволюционных воспоминаниях Иона Кугель, хорошо знавший его по "Киевской мысли". Он не отрицал "большого публицистического дарования" Амфитеатрова, но писания его считал всего лишь "занимательной болтовней" ¹⁵.

"блестящим пустоцветом" среди "бульварных романистов"¹⁷.

Любопытно свидетельство И. Е. Вольнова в письме Горькому от 29 сентября 1915 г.: "... пишу сейчас Амфитеатрову помочь найти заработок: говорят, у него целый штат разных корреспондентов. Пишу, а в успех не верю: больно уж "на высоком пидистале" уселся человек за эту разруху"¹⁸.

За этими разными и "пестрыми" оценками встает фигура Амфитеатрова, тоже "пестрая" и вместе с тем типическая, вобравшая в себя характерные черты своего времени. Это отразилось в публикуемой сложной и противоречивой переписке Горького и Амфитеатрова, в которой в каких-то новых ракурсах, новых связях и отношениях предстает Горький. В свое время Амфитеатров верно сказал об отношениях Чехова и А. С. Суворина: "... это не обывательское знакомство и даже не простая дружба двух писателей: это уже, в некотором роде, "история русской литературы""¹⁹. Отношения и переписку Горького и Амфитеатрова также можно рассматривать как одну из глав "истории русской литературы" начала XX в., развивавшейся не однолинейно, но порой непростыми, извилистыми путями.

Переписка началась в 1902 г. До этого времени Горький и Амфитеатров знали друг друга как литераторы. Амфитеатров обратил внимание на первый том очерков и рассказов Горького, вышедший в 1898 г. в издательстве С. П. Дороватовского и А. П. Чарушникова. В рецензии на книгу он отмечал огромный талант Горького. "Его писательская манера напоминает кисть Репина в доброе старое "передвижное" время",-- писал Амфитеатров, выделив рассказ "На плотах" - "этот chef-d'oeuvre изящного слова", который "можно смело приложить в триумвират к чеховской "Степи" и "Река играет" Короленко" ²⁰"блестящем отзыве" Амфитеатрова Дороватовский сообщал Е. П. Пешковой²¹.

В 1900--1901 гг. Амфитеатров нередко писал о Горьком в "России", в своем "Литературном альбоме". 26 февраля 1900 г., рецензируя книгу Серошевского, он заявил, что "Максим Горький - писатель, определяющий целую художественную эпоху" ²².

Но 2 января 1902 г., подводя итоги литературному году, который, по мнению автора, нельзя было причислить к "плодородным по литературному урожаю", он утверждал, что "Горький не дал ничего нового, сильнейшего своих первых мощных начинаний". Из вещей минувшего года он отметил лишь "Записки врача" Вересаева. Похвалив также рассказы Чирикова, Амфитеатров отметил, что из других беллетристов, сгруппировавшихся вокруг издательства "Знание", можно назвать Л. Андреева, но от оценки его творчества критик воздержался, так как, по его мнению, ""физиономия" <...> автора в рассказах г. Андреева смутна и не слишком оригинальна" ²³.

Горький был возмущен статьей Амфитеатрова: "Дурак Амфитеатров написал в 3 No "России" черт знает что о "Знании"", - сообщал он Пятницкому²⁴. Трудно сейчас судить, что именно рассердило или задело Горького. В 1901 г. вышел V том его рассказов, где печаталась повесть "Трое", вызвавшая большой интерес критики, в том же году появилась "Песня о Буревестнике". Очень высоко ценил Горький дарование Л. Андреева. "Книжка - вкусная. Это - настоящая литература. Вы же - молодец"²⁵

И все же Амфитеатров заинтересовал Горького, потому что некоторое время спустя он обратился к самому Амфитеатрову с просьбой прислать ряд его книг. Это письмо, отправленное из Кореиза в Петербург, но уже не заставшее там сосланного в Минусинск Амфитеатрова, положило начало переписке (п. от января, не ранее 16, 1902 г.).

В письме Пятницкому (январь 1902 г.) Горький неодобрительно отозвался о фельетоне "Господа Обмановы" и, узнав, что автор его сослан, высказал предположение, что в ссылке Амфитеатров "будет серьезнее" ²⁶. Вскоре он написал дружеское письмо самому Амфитеатрову, где выразил надежду, что ссылка продлится недолго, и советовал ему всерьез взяться за работу: "Работайте, пока что главное - чтобы человек был занят. Соберите в кучу ваш талант и опыт и хорошим усилием воли пустите себя в дело <...> Единственное утешение для нашего брата - работать! За все, что вы писали обо мне,-- сердечное спасибо..." (п. от 24 февраля 1902 г.).

Это дружеское письмо Горького было получено Амфитеатровым в Минусинске почти одновременно с письмом Чехова, и позже Амфитеатров оценил эти письма как проявление гражданского мужества писателей: "Только, казалось бы, совсем не близкий мне Чехов и, Максим Горький не побоялись послать опальному литератору товарищеский ободряющий привет"²⁷.

До отъезда Горького и Амфитеатрова из России встретиться им не удалось. "Ужасно я жалею, что не было у меня личных отношений с Горьким, а всегда только хорошая переписка",-- писал Амфитеатров Пятницкому 23 апреля 1905 г.²⁸ Знакомство Горького и Амфитеатрова состоялось, очевидно, в апреле 1906 г. в Париже, где к этому времени обосновался Амфитеатров и куда, проездом в Америку, приехал Горький.

В Париже Горький вручил Амфитеатрову письмо к Анатолю Франсу, которое вместе со своим сопроводительным письмом Амфитеатров передал адресату. Письмо Горького Франсу было вскоре напечатано в первом номере амфитеатровского журнала "Красное знамя".

"Красного знамени" свои новые произведения и письма.

Гораздо более тесные отношения завязались у Амфитеатрова и Горького, когда оба они оказались в эмиграции в Италии. Горький жил на Капри, Амфитеатров - сначала в Кави ди Лаванья, а позже - в Феццано. Многие жизненные обстоятельства - общественные, литературные, издательские, личные - свели и достаточно крепко связали Горького и Амфитеатрова в годы их жизни в Италии. Судя по переписке в 1908--1909 гг., в то время они были, казалось, особенно близки: "Надо мне вас видеть, очень надо! А поехать к вам - не могу, ибо - работы на десять каторжан,-- писал Горький Амфитеатрову в марте 1908 г. - Не найдете ли вы время и охоты передвинуться сюда? Очень обрадуете, и думаю, что мы поговорим не без пользы друг для друга". Та же просьба повторена в апрельском письме. Горький просил Амфитеатрова присылать ему свои новые книги. "Жду вашей книги "Против течения"" (июль 1908 г.); "Нужно бы мне книжку "Житейская накипь"" (декабрь 1908 г.) - такие просьбы в письмах Горького постоянны.

Можно предположить, что Горького, как и Брюсова, привлекали "разносторонняя талантливость", начитанность, широкие знания Амфитеатрова, увлекавшегося самыми разными предметами, включая модную тогда "демонологию", и бывшего в курсе событий современной общественной, литературной, театральной жизни. Горького и Амфитеатрова сближала любовь к русской истории и русскому фольклору. Горький ценил в Амфитеатрове страстного библиофила, собравшего, несмотря на кочевой образ жизни, огромную библиотеку, которой пользовался и Горький²⁹. И он прибегал к помощи Амфитеатрова, чтобы приобрести нужные ему книги.

Горький не мог не ценить в своем корреспонденте остроту ума, живость и меткость наблюдений, энергию, умение работать.

"... огромное знание жизни, от верхов до низов, поразительная память, зоркая наблюдательность, красочность художественной кисти, до грубости сочная. Целое море наблюдений и впечатлений..." ³⁰

Вот эта яркая талантливость Амфитеатрова несомненно нравилась Горькому. У них, как это подтверждает переписка, находилось много общих интересов, и они с удовольствием встречались, дружили домами. Об этом свидетельствуют и письма М. Ф. Андреевой Амфитеатровым.

Было еще одно обстоятельство, закреплявшее отношения Горького и Амфитеатрова: в конце 1910 г. "крестный сын" Горького З. А. Пешков женился на Л. П. Бураго, которая работала секретарем Амфитеатрова, и оба писателя оказались связанными с судьбой З. А. Пешкова и его семьи.

Таковы были личные отношения корреспондентов в начале переписки.

II

Переписка Горького и Амфитеатрова "многослойна" и многотемна, она включает в себя широкий круг проблем литературной и общественной жизни начала XX в. Через газеты, различные издания, личную переписку они были связаны с Россией и русскими эмигрантами в Европе. Капри и Кави ди Лаванья (позже Феццано) привлекали приезжавших за границу русских, здесь располагались и так называемые русские колонии. Поэтому Горький и Амфитеатров были в курсе всех событий, происходивших в России. В своих письмах они обменивались суждениями о российской действительности, о международных событиях, о надвигающейся мировой войне. Но, естественно, центральное место в их переписке занимала современная литературная и общественная жизнь.

"коленопреклонением" Шаляпина, театральные новости, новые произведения Бунина, А. Толстого, В. Ропшина, В. Винниченко, новые имена в литературе, быт и нравы современной литературной богемы - все это было в поле зрения корреспондентов, и переписка их много дает для понимания той эпохи.

Современники нередко представляли Амфитеатрова и Горького как идейных соратников. С особым удовольствием это делали противники Горького. В злой рецензии на первую книгу "Современника" В. Буренин писал о Горьком и Амфитеатрове как о литераторах одного направления³¹. В. Поссе иронически называл их "товарищами-единомышленниками, своего рода Герценом и Огаревым русской эмиграции" ³². Так же нередко воспринимали их и люди, далекие от идейных споров и разногласий того времени. Молодой тогда медик Ирэна Крук, сопровождавшая на Капри журналиста Гольдберга, восторженно объединила в своих воспоминаниях имена Горького и Амфитеатрова и писала об "особенно большом влиянии на интеллигенцию Амфитеатрова"³³. И друзей Горького беспокоил его союз с Амфитеатровым, особенно в пору организации "Современника". Это факт известный. Публикуемая переписка отразила несомненно дружеские личные отношения двух писателей. Это относится преимущественно к письмам 1902--1908 гг. Но совершенно очевидны и разногласия корреспондентов, всё нарастающие противоречия их как людей разных творческих, идейных и нравственных позиций. Публикуемая переписка - своего рода диспут по важнейшим проблемам современной жизни. В этом заключена сложность переписки, определившая ее особый подтекст.

Что не нравилось Горькому в Амфитеатрове-писателе?

В письме к Пятницкому Горький точно характеризовал основную черту таланта. Амфитеатрова: "... грубый, для улицы, для мещанина"³⁴. В письме к самому Амфитеатрову, том самом, которое принесло Амфитеатрову такую радость, так как было получено им в ссылке, вместе с дружескими, ободряющими строками имелись и критические суждения о прочитанных Горьким книгах Амфитеатрова: "Порою - со злобой на вас - видел, как вы руками мастера, способного лепить крупные фигуры, создаете безделушки для забавы сытых и праздных мещан" (п. от 24 февраля 1902 г.).

В октябре 1908 г., прочитав сборник статей Амфитеатрова "Против течения", Горький очень хвалил его: "... здоровая, простая книга. Бьет крепко и прямо - по лбу. Читать ее весело, приятно. Мне кажется, эту книгу ждет большой успех - множество людей будет радо побеседовать с талантливым и умным человеком..." Но в том же письме - резкий и решительный отзыв на первую часть романа "Сумерки божков", которую Горький назвал "хаотической книгой", а автора ее - "несомненнейшим лентяем" (п. от 7 или 8 октября 1908 г.). Характеристика второй части романа - "Крестьянской войны" - еще более сурова. Отметив первые сильные страницы романа - о постановке оперы "Крестьянская война", посвященной восстанию крестьян во главе с Фра Дольчино, Горький в несвойственной ему в письмах Амфитеатрову грубоватой манере укорял автора: "... мысленно лаял вас и проклинал газеты, сожравшие большущий кусок вашей здоровенной души <...> на кой черт понадобилась вам история этой окаянной алкоголички, Дорошевичевой жены?" (п. от 8 или 9 декабря 1908 г.).

"Княгиня Настя", о романе "Жар-цвет". Но многое в творчестве Амфитеатрова Горький не принимал. И дело здесь не только в несоизмеримости дарований двух писателей, главное - в их идейно-эстетической "разнонаправленности" ³⁵.

Амфитеатров был одним из представителей возникшей в начале XX в. "массовой" литературы. Генетической связью с газетой - и такой, как "Новое время", - во многом обусловлено его дальнейшее творчество. "... Жаль - съела его газета",-- сетовал Горький в письме к Е. П. Пешковой ³⁶.

Считая себя реалистом и заявляя об этом постоянно в статьях и предисловиях к своим романам, Амфитеатров в своем творчестве был ярчайшим представителем натурализма, возрождением которого отмечено развитие русской литературы в начале XX в., именно в связи с возникновением "массовой" культуры, рассчитанной на низкие вкусы, на толпу, на обывателя³⁷. По верному замечанию Б. Сучкова, натурализм "имитирует реализм", отличаясь от него "не только отсутствием социального анализа и способности к типизации, но и тем, что уравнивает в изображении разнозначные по своему объективному содержанию явления действительности"³⁸. Это определение, очень точно характеризуя натурализм, оказывается и точной характеристикой творчества Амфитеатрова, к которой стоило бы добавить еще одну черту, отмеченную современниками, и в первую очередь Горьким. Когда Горький упрекал Амфитеатрова: "Зачем понадобилась вам история этой окаянной алкоголички, Дорошевичевой жены?" - он имел в виду не только фельетонность ситуации, но и тот налет пошлости, которыми отмечено развитие этой сюжетной линии, потому что желание развлечь, позабавить "сытых и праздных мещан" неизбежно придавало многим романам Амфитеатрова черты бульварной литературы. И, конечно же, его творчество было далеко от реалистической литературы XX в. Не потому ли он сам так непримиримо резко отзывался в те годы о Бунине, был равнодушен к Короленко и не принимал многие произведения Горького?

глубина обобщения, но, напротив, почти незавуалированная портретность, когда за персонажами его произведений легко угадывались знакомые, широко известные лица. Фельетон "Господа Обмановы" поразил современников прежде всего дерзостью, с которой Амфитеатров посягнул на изображение императорской семьи, и прозрачностью псевдонимов, заменивших подлинные имена действующих лиц. О дерзости Амфитеатрова говорил Толстой, в своей проницательной характеристике Амфитеатрова отметивший еще одну его характерную черту - желание постоянно "удивлять" публику. На ту же черту Амфитеатрова обратил внимание Горький. Он заметил, что часто Амфитеатров "свирепо радикальничает" ибо, по словам Горького, в нем "весьма развит этот "наклон души" - действовать напоказ"³⁹. Вот так - "напоказ", размашисто, не без "лихачества" - писались многие его публицистические статьи. В них - критика ради критики, и следа нет душевной боли, гнева или сердечного волнения автора.

Эти свойства газетчика, фельетониста, публициста проявлялись и в деятельности Амфитеатрова-романиста и даже историка: В. Брюсов отметил фельетонность стиля Амфитеатрова в его историческом сочинении "Царство зверя"⁴⁰.

Среди многих отзывов о творчестве Амфитеатрова останавливает внимание одна маленькая, без подписи, рецензия на "Отравленную совесть": "Амфитеатров не создает образов, настроений, картин природы, а лишь рассказывает о них, но рассказывает с большим мастерством и очень занимательно. Все его герои и героини говорят совершенно одинаково. Вернее, за всех них говорит сам Амфитеатров, всегда с одним и тем же красноречием, остроумием, блеском. Это находится в непримиримой вражде с художественной правдой, но это же придает произведениям Амфитеатрова ту легкость, бойкость и занимательность, которые составляют наиболее ценные качества его романов и повестей"⁴¹.

Рецензия эта, при всей своей непритязательности и краткости, "высветила" не только "бойкость и занимательность" амфитеатровского таланта, но и еще одну важную особенность его творчества - крайний субъективизм, находящийся "в непримиримой вражде с художественной правдой".

"Девятидесятники". С одной стороны, Горький высоко оценил наблюдательность автора и даже сравнил его с Бальзаком по силе изобразительности. Почему именно с Бальзаком? Объяснить это лестное сравнение помогают слова горьковского письма о том, что Амфитеатров похож на Бальзака не только внешне, но и внутренне. Дело в том, что современники находили несомненное внешнее сходство Амфитеатрова с великим французским романистом⁴². Возможно, что своим сопоставлением Амфитеатрова с Бальзаком Горький хотел смягчить резкость оценки романа "Девятидесятники". Но переход от комплиментарной части письма к более критической, где образ Бальзака сменяется образом "московского лихача", оказался неожиданным. В блестящем образе этого лихача, написанном Горьким с безусловным расположением к автору, появились интонации, вносившие серьезную критическую ноту: "... лошадью он не правит. Заехал в тупик, оглянулся и - назад. Заглянул в переулок налево - улыбнулся умной улыбкой под усами, направо заглянул - беззлобно головой кивает". Спохватившись, не обидится ли на него Амфитеатров за такие слова, Горький заканчивал свой отзыв: "... вы - не обижайтесь, ей-ей, пишу, как думаю; не критикуя, не объясняя, а пытаясь разобраться в том сложном впечатлении, которое дала книга" (п. от 9 января 1910 г.).

Образ "московского лихача" в чем-то родствен чеховской характеристике Амфитеатрова. Несколько позже, при разрыве с "Современником", Горький вернется к образу "лихача", говоря об Амфитеатрове и Чернове, но этот образ будет дан в гораздо более резких и отрицательных тонах. Здесь важна деталь: "лошадью он не правит". Сказанные как бы между прочим, эти слова имеют тем не менее очень серьезный смысл, раскрывающий, что более всего неприемлемо для Горького в амфитеатровском творчестве.

Горький решительно возражал и против манеры Амфитеатрова вводить в свои произведения фигуры реальных людей. Он недоумевал, почему в пьесе "Княгиня Настя" появлялся Шаляпин. "Есть что-то лишнее в этом, что-то напоминающее фельетон",-- писал он Амфитеатрову в начале мая 1908 г. Он, как уже говорилось, огорчался, зачем понадобилась Амфитеатрову в романе "Крестьянская война" история жены Дорошевича. Разумеется, Горький превосходно понимал, что все это - от газеты, что Амфитеатров переносил в романы свои приемы фельетониста. Очевидно, проблема "портретности" неоднократно возникала и в разговорах Горького с Амфитеатровым. В предисловии к первой книге романа "Восьмидесятники", защищая право автора вводить в роман фигуры реальных людей, Амфитеатров привел одно из возражений Горького: "Ну, как я поверю фигуре романа, если завтра могу встретить этого человека на улице живым?"⁴³

Горького беспокоило это явление, ставшее довольно широким в 1910-е годы. "Началась в литературе русской какая-то новая - странная - портретная полоса: только что вышла повесть Ш. Аша, где прегрубо нарисованы Волынский, Чириков, Дымов, Бурдес и Ходотов и еще куча людей. Недавно читал рукопись, посвященную Арцыбашеву, имею препоганый рассказ о Куприне, старичок Тетерников размалевал меня, Дымов, как говорят,-- Мережковского, у Рошпина тоже портретики. Что это значит?",-- писал Горький в июне 1912 г. Л. Андрееву⁴⁴

Творческая "полярность" двух писателей во многом объясняет напряженность диалога Горького и Амфитеатрова, когда речь заходила о современной литературе. Они не могли одинаково оценивать творчество Л. Толстого или Бунина, "Записки литературного Макара" М. Сивачева или романы В. Ропшина - словом, самые различные явления литературной жизни.

Все же несомненно, что в 1908--1909 гг. Горький надеялся, что Амфитеатров "может стать его литературным союзником. Он настойчиво звал Амфитеатрова в "Знание", по его рекомендации в XXIV сборнике "Знания" был напечатан "роман для театра "Княгиня Настя"". Вместе с тем Горький пытался направить творчество Амфитеатрова по наиболее верному, как казалось Горькому, пути. В письмах этого времени он настойчиво подталкивал Амфитеатрова к сатире, считая сатирическое начало сильной стороной дарования Амфитеатрова. Он даже предложил Амфитеатрову написать сатирические памфлеты для сборников "Знания". Дело заключалось в том, что была одна тема, на которой Горький и Амфитеатров сходились безусловно, - современные литературные нравы. Горький полагал, что сатирический талант Амфитеатрова, направленный на обличение литературных нравов, мог бы стать союзником в борьбе против "литературного распада". Поэтому так горячо приветствовал Горький амфитеатровский сборник "Против течения". И все же, несмотря на долгую переписку по этому вопросу, несмотря на то что уже найдено было имя героя сатирических фельетонов о литературе - Смертяшкин,-- замысел этот осуществлен не был. Здесь помешали многие обстоятельства. Но, очевидно, прежде всего то, что чем ближе сходились, казалось, Горький и Амфитеатров, тем более обнаруживалась их "полярность", и не только в сфере литературных проблем.

В 1908 г. Горький считал, что Амфитеатров "все более решительно идет налево"⁴⁵, о чем он писал Пятницкому, настаивая на том, чтобы пьеса "Княгиня Настя" была напечатана в сборнике "Знания". И, когда С. С. Кондурушкин высказался о пьесе Амфитеатрова критически, Горький ему возражал: "Мне, ригористу и тенденциозному человеку, пьеса Амфитеатрова, конечно, нравится. А сам автор - еще более того: это, кажется, единственный россиянин-интеллигент, который после революции неуклонно идет налево".

"Знания", где были напечатаны первая часть повести Горького "Жизнь ненужного человека" и "роман для театра" Амфитеатрова "Княгиня Настя". Поссе иронизировал по поводу близости Горького и Амфитеатрова и характеризовал пьесу Амфитеатрова как "бульварный фельетон, написанный с "классовой точки зрения""⁴⁶.

Статья Поссе вызвала негодование Горького. Не дожидаясь откликов Амфитеатрова, он послал ему вырезку из газеты со своими пометами и короткое, полное возмущения выходкой Поссе письмо. В статье Поссе Горький отчеркнул красным карандашом язвительную характеристику, которую тот дал поведению Амфитеатрова, его эволюции от "Нового времени" к "Красному знамени", от антисемитизма к защите евреев. Подчеркнул Горький и те строки, в которых содержались нападки Поссе на Амфитеатрова за его "бичевание" представителей московского купечества⁴⁷.

Этот дружеский акт Горького с естественной благодарностью был воспринят Амфитеатровым, который тут же написал Горькому большое ответное письмо. Но письмо осталось незаконченным и не было отправлено. На следующий день Амфитеатров написал Горькому другое письмо, которое публикуется в томе. Оно, пожалуй, более сдержанно. Первое писалось, несомненно, не только с чувством глубокой признательности Горькому, но и с желанием словно в чем-то оправдаться перед ним, оспорить обвинения Поссе. Возможно, по размышлении, Амфитеатров посчитал не обязательным опровергать Поссе, раз с ним так решительно не согласился и Горький. Но в отправленном письме Амфитеатров опустил и некоторые моменты, касающиеся его отношения к Горькому. Трудно сейчас объяснить, почему это было сделано. Несомненно одно, что незаконченное письмо Амфитеатрова Горькому эмоциональнее, непосредственнее и содержит некоторые дополнительные штрихи, представляющие интерес для характеристики отношения Амфитеатрова к Горькому.

Вот что, в частности, писал Амфитеатров по поводу нападок на него Поссе: "Ругает, что десять лет назад я писал в "Н[овом] вр[емени]", а теперь пишу с Горьким. Ей-ей, эта дорога правильнее, чем - наоборот: десять лет назад рядом с Горьким, а в 1908 г. очутиться в винегрете Федорова, с гимнами кадетам и "либеральному купечеству"". И далее: "Ваше письмо объяснило мне фигуру г. Поссе столь выразительно, что я совершенно перестал им смущаться. Большое Вам спасибо, что Вы написали мне Ваши строки, не выжидая, что я Вам напишу. Я вижу в этом сердечный акт доверия и нравственного и политического, и никогда не забуду Вашего дружеского движения - ни как оно кстати пришло навстречу моим смущенным мыслям, ни как деликатно Вы им поспешили. Помните раз навсегда, Алексей Максимович, дорогой: я считаю Вас такою необходимою и громадною величиною в деле культуры и свободы русского народа, что если бы наши дружеские отношения, совместная работа, близость имен и пр. могли повредить Вашему влиянию на массы,-- я почту своим долгом отстраниться от Вас по первому Вашему слову, с огромною личною печалью, но без малейшего на Вас оскорбления. Мы на войне, для которой Вы нужнее меня. И, если для того, чтобы Вы со знаменем своим поскорее оказались на стене крепости, надо, чтобы я остался во рву, то Вы не стесняйтесь: это я осилю и смогу. Совместную работу с Вами я считаю за величайшую честь и радость моей жизни"⁴⁸.

Казалось бы, союз Амфитеатрова и Горького упрочился. Но обратимся к другому письму Амфитеатрова, написанному через несколько месяцев после эпизода с Поссе. Повторяя высокие слова о Горьком, Амфитеатров, как мы увидим, вовсе не хотел теперь "оставаться во рву", напротив, он желал даже поучать Горького.

"... Вы - единственный первоклассный русский писатель, в чью честь и любовь к себе Россия верит без сомнений, не исключая даже злейших Ваших врагов. Они ругаются, злятся, клевещут, а веровать-то все-таки должны и веруют, подлецы, веруют, яко беси: веруют и трепещут. Я, знаете, твердо уверен, что в "Исповеди" стали Вы на путь к литературному евангелию и дадите нам его всенепременно и самостоятельно. И это самое важное и хорошее, что ждет от Вас русское общество, и никакая другая Ваша деятельность, в которую Вы себя втиснете, не возместит даже тысячной доли этого огромного и справедливого ожидания. Потому что и революционное Ваше значение возникает из титанической, шиллеровой страсти Вашего глубокого таланта - воистине вопящего голоса русской мать-сырой-земли. Вы сила не служебная, а самодовлеющая".

Это письмо требует комментария. В нем, несомненно, дана весьма высокая оценка творчества Горького. Но что означают некоторые выражения в этой похвале, несколько даже диссонирующие с общим "высоким стилем" письма: "никакая другая Ваша деятельность, в которую Вы себя втиснете", "Вы сила не служебная..."?

Для того чтобы понять смысл этих намеков, надо несколько отвлечься от писем и вернуться к выступлениям Амфитеатрова о Горьком в печати. Выше говорилось о хвалебных отзывах Амфитеатрова, которые были им высказаны еще до начала переписки и которые Горький считал "гиперболичными" (п. от 24 февраля 1902 г.). В 1904 г. в книге "Литературный альбом" Амфитеатров заявил о "центральности" Горького в современной литературе: "... нельзя сейчас быть публицистом, не возвращаясь мыслью на дню по десяти раз к его героям и идеям, не соприкасаясь то и дело с его настроениями. Уж очень он общественная мысль, идейное олицетворение века". Вслед за этими общими рассуждениями Амфитеатров анализировал пьесу "На дне". Сопоставляя ее с "Властью тьмы", он замечал: "... давным-давно театр русский не давал публике такой чистой и нравственной пьесы, как "На дне"" ⁴⁹.

"Литературным альбомом" завершился этап восторженных выступлений Амфитеатрова о Горьком. Последующее творчество Горького, отразившее коренные революционные сдвиги в сознании русского народа, встретило иное отношение Амфитеатрова. Правда, уже в отзыве о первом томе рассказов Горького у Амфитеатрова прозвучали мысли, которые он постоянно будет развивать в дальнейшем, придавая им все более определенную и продуманную форму. Тогда он в самых общих словах писал о некоторых темах и образах ранних рассказов, представлявшихся ему "натянутыми, придуманными, небывалыми в действительной жизни"⁵⁰. От статьи к статье раскрывается, что эта "натянутость" для Амфитеатрова заключена в идейной направленности горьковского творчества.

"Человек", в которой наряду с обычными комплиментами были сказаны достаточно резкие слова о "велеречии" нового произведения Горького, оказавшегося, по словам критика, "гораздо бледнее монолога Сатина о человеке". Затем появилась статья о пьесе "Мещане", которая, как писал Амфитеатров, оставила его "глубоко равнодушным". Это не помешало критику сделать о пьесе и герое ее Ниле ряд язвительных замечаний ⁵¹.

Неприятие горьковского творчества наиболее откровенно было высказано Амфитеатровым в статье "Новый Горький" (1907). В этой статье он перечеркнул все произведения Горького, созданные после 1905 г., прежде всего драматургию: пьесы "Враги" ("безнадежно слабая вещь"), "Дачники", "Дети солнца" ("не более как именно попытка "прыгнуть выше собственного пупа", подняться хоть на полтона выше предельных звуков "На дне""). Он впервые разъяснил, что ему не нравится в "новом Горьком" последовательность, с которой социал-демократ Горький проводит в своем творчестве социал-демократические идеи. И Амфитеатров в свойственной ему развязной манере "разоблачал" Горького: ""Враги" - первый опыт словесного сахароварения, которым Максиму Горькому почему-то угодно воображать социал-демократическое движение". "Во "Врагах" он (народ. - Н. Д.) выходит на сцену совсем невероятно сочиненным пай-мальчиком из социал-демократической брошюры, в воскресной курточке, причесанный, напомаженный, тверезый <...> твердо изучивший и правильно излагающий эрфуртскую программу..." Столь же зло и непримиримо ополчился Амфитеатров на "Мать": ""Мать" - книга голой социальной азбуки <...>, наглядное беллетристическое руководство, как рабочий социал-демократ должен вести себя во всех случаях жизни"⁵².

Статья Амфитеатрова "Новый Горький", включенная им позже в сборник "Современники", была написана в июле 1907 г., а в апреле того же года в "Русской мысли" появилась известная статья Д. Философова "Конец Горького".

"левый" - радикал Амфитеатров и "правый" - реакционный литератор Философов совпали в своем неприятии новых тенденций творчества Горького. Философова также возмущал "наивный, непродуманный", как он выражался, социализм Горького: "... как гражданин земли русской - он (Горький. - Н. Д.) убежденный социал-демократ",-- и по мере роста Горького-гражданина, т. е. по мере усиления социал-демократических тенденций его творчества, считал Философов, все более умалялся Горький-художник.

Написанная позже статья Амфитеатрова повторила - и более развернуто - многие мысли Философова. Но в конечном своем выводе авторы расходились: Философов считал, что "Горький-художник вряд ли возродится"⁵³, отсюда название статьи - "Конец Горького". Статья Амфитеатрова называлась "Новый Горький" и наряду с гораздо более жесткой, последовательной, нежели у Философова, критикой социал-демократических идей Горького содержала восторженные слова в адрес художника. "О Горьких можно рассуждать, спорить, диспутировать, но Горьких нельзя ни "хвалить", ни "ругать": это так же смешно и невозможно, как "расхвалить" или "разругать" Чатыр-Даг или Черное море"⁵⁴

Что и говорить, сам Амфитеатров в споре с Горьким хотел завоевать его, а не оттолкнуть. Но в то же время он опасался быть признанным единомышленником Горького. Отсюда неизменная двойственность амфитеатровских статей, когда его критика носила характер одновременно комплиментарный и уничтожающий. Эта двойственность ввела в заблуждение некоторых современных исследователей, принявших, так сказать, за чистую монету амфитеатровские слова: "Горький - боец и проповедник, и основной элемент его творчества - практическая прикладная целесообразность, глубокая сознательность, зачем и для кого он пишет. Каждое слово Горького - боевой патрон..."⁵⁵ и т. д. Но ведь эти выхваченные из контекста слова имели явный иронический и негативный смысл. Амфитеатрову была очень не по душе именно "глубокая сознательность" Горького.

В статье "Новый Горький" отсутствовала целостная концепция творчества Горького - слишком откровенно обозначались в ней "положительные" и "отрицательные" полюсы авторской мысли. В самом деле, рядом с приведенными выше словами были и такие: ""Мать" - это не художество, это - программа, это не творчество, это - схема". И конечный вывод статьи был направлен против тенденциозности горьковской повести, якобы уводящей от "реальной перспективы"⁵⁶.

Казалось бы, высказав свое мнение о "Матери" как произведении схематичном, в котором нивелируется человеческая личность и "люди вращаются с правильностью маховиков на приводных ремнях", Амфитеатров выступал как идейный противник Горького. Но и написав эти злые слова, Амфитеатров в письмах не раскрывал своего личного мнения о "Матери", а приводил восторженный отзыв о ней Лопатина (п. от 6 октября 1908 г.). Он не хотел терять расположения и доверия Горького. Не потому ли он "подыгрывал" Горькому в таких его начинаниях, как каприйская школа? Но опять-таки его политика была двойственной: участвовать в школе активно, т. е. стать одним из ее лекторов, он отказался (п. от начала сентября 1909 г.); правда, он оказал некоторую денежную помощь ее организаторам, как это видно из переписки.

1908 г. на Капри, где должны были собраться лучшие силы российской социал-демократии. Он хотел поближе познакомить его с Луначарским и Богдановым, к которым тогда относился восторженно, считая, что они - "красота и сила" социал-демократической партии⁵⁷.

Амфитеатров же, многократно приезжавший на Капри и имевший с Горьким длительные беседы, не терял надежды, что Горький отойдет от своих социал-демократических убеждений. Амфитеатров понял, что 1908--1909 гг. были для Горького годами мучительных поисков, противоречий, заблуждений, когда он написал "Исповедь", пережил увлечение богостроительством Луначарского и разрыв с Луначарским, пережил увлечение философией Богданова и разочарование в Богданове, пережил историю каприйской школы. Казалось, что в эти годы Горький все дальше отходил от Ленина и большевиков.

Судьба каприйской школы, может быть, более всего укрепляла Амфитеатрова в надежде на окончательный разрыв Горького с Лениным. Поскольку Амфитеатров был в числе тех, кто внес определенную сумму на устройство школы (взносы были сделаны также Шаляпиным, самим Горьким, М. Ф. Андреевой, пароходчиком В. М. Каменским),-- Горький порой достаточно откровенно высказывал ему неодобрение в адрес находившегося в Париже Большевистского центра, осудившего фракционный характер школы. Захваченный самой идеей создания школы для рабочих, возможностью на деле осуществить давнюю мечту о внесении культуры в широкие народные массы - а ученики школы и были для Горького представителями народа, пролетариата,-- Горький не замечал, что некоторые организаторы школы с самого начала имели в виду совсем иные цели, нежели образование русских рабочих. В школе читались лекции не только по истории литературы и искусства, здесь не только приобщали слушателей к культуре прошлого, проводя с ними экскурсии по музеям Неаполя, Помпеев, Рима. Одновременно рабочие проходили курсы политической экономии, философии, истории, теории и истории профессионального движения, занимались вопросами современной политической борьбы. И эта курсы читались людьми, настроенными оппозиционно по отношению к Ленину и Большевистскому центру, организовавшими антипартийную группу "Вперед", - Богдановым (Максимовым), Базаровым, Луначарским, позже к ним присоединился Ст. Вольский,-- людьми, проповедующими эмпириомонизм и богостроительство, а главное, стоявшими на позициях отзовизма и ультиматизма, позициях, которые противоречили гибкой реалистической тактике большевиков-ленинцев в тот сложный, послереволюционный период. После прохождения курса школы рабочие должны были вернуться в Россию (это было обязательным условием при зачислении в школу) и вести там широкую агитационную и пропагандистскую работу. Таким образом, отзовисты получали достаточно серьезное подкрепление для распространения своих идей в России. Естественно, что Ленин и Большевистский центр не могли примириться с таким положением дела и резко выступили против организации школы для рабочих на Капри. После многих переговоров и длительной борьбы было принято решение о том, что каприйская школа будет находиться под контролем Большевистского центра. Но отдаленность ее от Парижа, состав её лекторов (Ленин, Дубровинский, Л. Владимиров отказались приехать на Капри, настоятельно приглашая слушателей в Париж) - все это превращало контроль в формальность, и школа стала, по существу, центром новой фракции.

Как известно, Ленин и Большевистский центр неоднократно обращались к ученикам школы и разъясняли им свою позицию. Однако всякий раз это вызывало сильнейшую реакцию со стороны лекторов школы и доходило до прямых призывов к борьбе с Лениным. "Атмосфера взаимной нетерпимости" - так характеризовал отношения между школой и Большевистским центром Луначарский⁵⁸. Со временем противоречия усугубились еще более, когда группа учеников выступила против лекторов и уехала в Париж, где встретилась с Лениным.

дал глубокий и точный анализ того, что произошло в каприйской школе и что происходит с Горьким. "Из слов Михаила я вижу, дорогой А. М., что Вам теперь очень тяжело. Рабочее движение и социал-демократию пришлось Вам сразу увидать с такой стороны, в таких проявлениях, в таких формах, которые не раз уже в истории России и Западной Европы приводили интеллигентских маловеров к отчаянию в рабочем движении и в социал-демократии. Я уверен, что с Вами этого не случится, и после разговора с Михаилом мне хочется крепко пожать Вашу руку". На всем протяжении борьбы с фракционерами Ленин ни разу не упомянул имени Горького, бывшего одним из учредителей школы, хотя о других ее организаторах - о Богданове (Максимове), Луначарском, Базарове - отзывался нередко весьма нелестно. Более того, в этом, написанном в разгар борьбы, письме он дал замечательную характеристику Горькому, в которой заключалось и предостережение: "Своим талантом художника Вы принесли рабочему движению России - да и не одной России - такую громадную пользу, Вы принесете еще столько пользы, что ни в каком случае непозволительно для Вас давать себя во власть тяжелым настроениям, вызванным эпизодами заграничной борьбы"⁵⁹. (Несколько позже, в "Заметках публициста", Ленин расширит и разовьет эту характеристику, сказав, что Горький "безусловно крупнейший представитель пролетарского искусства, который много для него сделал и еще больше может сделать" ⁶⁰.)

Важными для Горького были заключительные слова письма: "... теперь у меня есть надежда, что нам с Вами придется встретиться еще не врагами"⁶¹"... знаете что, дорогой человек. Приезжайте сюда, до поры, пока школа еще не кончилась, посмотрите на рабочих, поговорите с ними. Мало их. Да, но они стоят Вашего приезда. Отталкивать их - ошибка, более чем ошибка"⁶². Правда, письмо это было достаточно резким, и Ленин в ответном письме возражал Горькому по многим пунктам. Правда и то, что сближения их тогда не произошло, и в марте 1910 г. Ленин писал Вилонову: "С Горьким переписки нет"⁶³. Переписка возобновилась чуть позже, но это не означало, что Горький оставил без внимания письма Ленина. Он переживал тяжелый духовный кризис. М. Ф. Андреева с тревогой писала Н. Е. Буренину: "... здоровье Алеши очень плохо: изнервничался так, что неделями не спит, почти не ест, худ и бледен, как я не знаю что. Он тоже страшно огорчен и удивлен, так как такого разочарования и он не ждал" ⁶⁴.

Амфитеатров чувствовал смятение Горького, зная о его разрыве с Богдановым и Луначарским, догадываясь о расхождении с Лениным. К тому же в печати стали распространяться слухи об исключении Горького из партии. И он решился в письме к Горькому поиронизировать по поводу его "социализма" и "большевизма". 7 января 1910 г., прочитав "Городок Окуров", он с развязностью, которую редко допускал в письмах к нему, заявил: "Буду, ох, буду я писать об Окурове этом! Хороший, добротный городок. И без эрфуртской программы даже! Не сердитесь! Уж очень я Вас люблю, когда Вы изобразитель, а не школьный учитель". Горький ответил Амфитеатрову незамедлительно: "Что Вы меня все "большевизмом" шпыняете? Вы же внимательный читатель! Большевизм мне дорог, поскольку его делают монисты, как социализм дорог и важен именно потому, что он единственный путь, коим человек всего скорее придет к наиболее полному и глубокому сознанию своего личного - может родиться новый человек и новая история.

Не трогайте мой социализм".

Слова об "эрфуртской программе", об "учительстве", перенесенные из статьи "Новый Горький" в личное письмо, и вызвали резкую отповедь Горького. Горький мог не отвечать на публичные выступления Амфитеатрова, но оставить без внимания грубый выпад в письме, адресованном ему лично, он не захотел. Не захотел он и просто "одернуть" Амфитеатрова. Объясняя, почему ему дороги большевизм и социализм, и отвечая на упорное и последовательное стремление Амфитеатрова оторвать его от идей социализма, Горький утверждал связь нового человека с этими идеями и, следовательно, органичность "большевизма" в своем художественном творчестве. Это был ответ и на утверждение Амфитеатрова о неизбежной нивелировке человека социалистическими доктринами.

Нельзя не видеть, что художник Горький сформулировал в своем ответе Амфитеатрову мысль, близкую той, которая чуть позже прозвучит в письме В. И. Ленина Горькому: "... после 1905 г. всерьез говорить о политике без выяснения отношений к марксизму и к социал-демократии нельзя, невозможно, немыслимо"⁶⁵. Для Горького "без выяснения отношений к марксизму и к социал-демократии нельзя, невозможно, немыслимо" было быть художником.

"Исповедь" Горького на какое-то время поселила в Амфитеатрове надежду на отход писателя от социал-демократических идей к "анархизму" (по мнению критика) "На дне". Но "Лето" и образ Егора Досекина несколько разочаровали Амфитеатрова. Написав о "Лете" "преогромную статью", полную безудержных похвал (""Лето" - большая и прекрасная былина в прозе", "чудесная поэма", "грандиозная", "гениальная", "шекспировская" фигура стражника Семена и пр.), Амфитеатров не преминул вернуться к "просчетам" "Матери" и отметить, что ему Егор Досекин "нравится меньше других фигур, как главное вместилище <...> теоретической дидактики <...> неумеренного заезда публицистического резонерства в художественную изобразительность..." ⁶⁶

Несмотря на неоднократные обещания написать о "Городке Окурове", Амфитеатров отдельной статьи об "Окурове" так и не написал, хотя в одной из своих статей и дал общую высокую оценку повести.

"... Наша критика не может простить Вам того, что Вы социалист",-- писал Плеханов Горькому 21 декабря 1911 г.⁶⁷ Амфитеатров был в числе этих критиков.

Письма 1910--1911 гг. выявляют всё растущие разногласия Горького и Амфитеатрова. Горький не пишет ему о многом, что чрезвычайно важно и дорого для него. В первую очередь не пишет о Ленине, о своих встречах и разговорах с ним, о тех проблемах, которые поднимаются в их возобновившейся переписке. Однажды Амфитеатров прямо вызвал Горького на разговор о Ленине. "Когда Вы у меня были, то о школе (каприйской. - говорили довольно много,-- писал он Горькому 4 декабря 1909 г.,-- <...> а Ленина, помнится, Вы мне очень хвалили". Горький в своем ответе не откликнулся на эти слова.

В июле 1910 г. Ленин две недели жил у Горького на Капри, и 14 июля Горький уехал вместе с Лениным. До конца июля он пробыл в Аляссио, у Екатерины Павловны и Максима, недалеко от Кави ди Лаваньи, где жили тогда Амфитеатровы, которые неоднократно звали Горького к себе. Но - "опять мною прострелило мимо вас, дорогой Александр Валентинович, а, ей же богу, не я в этом повинен! Наша жизнь нам судьбой суждена и т. д.",-- писал он Амфитеатрову, вернувшись на Капри, в начале августа.

В 1911 г. "круто", по словам Горького, разошлись его и Амфитеатрова взгляды на "дело" Шаляпина⁶⁸, драматическим разрывом завершилась история с "Современником". Но переписка, отразившая сложные нюансы отношений двух таких разных людей, продолжалась. В этом заключен ее нравственный, психологический, общественно-исторический интерес.

III

"Красном знамени". Он печатал здесь свои очерки, памфлеты, открытые письма, воззвания: "Господину Анатолю Франсу", "Не давайте денег русскому правительству", "Дело Николая Шмита", "Русский царь", "Послание в пространство", "Солдаты" и др. Это были публицистические произведения, насыщенные глубоким революционным пафосом, верой в силу интернациональной борьбы трудящихся, гневным чувством непримиримости к русскому правительству. Между тем платформа "Красного знамени" не отличалась последовательной революционностью. Журнал значился как "политический и литературный", но политическая линия "Красного знамени" была шаткой и расплывчатой. Единственно последовательной была его "антидинастическая" направленность. Литературный отдел был слабым - на это указывал Амфитеатрову сам Горький, когда прочел первые книги журнала, он советовал звать в журнал больше писателей. Но, как ни старался Амфитеатров привлечь к "Красному знамени" известных русских писателей, это ему не удавалось. Андреев отказался от участия в "Красном знамени". Рукописи Куприна застряли где-то в дороге или были задержаны.

Много печатался в журнале лишь Бальмонт, живший тогда в Париже, и, разумеется, сам Амфитеатров, заполнявший все отделы журнала. При этом оказалось, как верно отмечал И. Кугель, что "Амфитеатрову, получившему полную возможность говорить, и сказать-то нечего" ⁶⁹.

Но Горький многое, написанное в Америке, посылал в "Красное знамя", потому что журнал, выходивший в Париже на русском языке, был одной из немногих тогда для Горького трибун, с которой он мог говорить с русским читателем: в России эти его произведения не могли быть полностью напечатаны. "Вот ответы Олару и журналистам вообще <...> Если ничего не имеет против - пошлите вторые экз[емпляры] Амфитеатрову, за него очень ходатайствуют, уверяя, что он якобы может быть зело полезен. Участие Плехан[ова] и Тарле в "Кр[асном] зн[амени]" объясняется сими же соображениями",-- писал Горький Ладыжникову⁷⁰. При этом он прекрасно понимал, что Амфитеатров в "Красном знамени" не отказался от некоторых принципов нововременской журналистики. Весной 1912 г. Андреев напомнил Горькому: "Есть один почти несомненный признак, по которому можно узнать продажного писателя: он пишет не для себя, а для хозяина, кто бы им ни был - правительство, публика, толпа. Таков характер всего "Нового времени" и нововременцев; в крайнем случае они меняют только хозяев, но лакейский облик сохраняют всюду. Я помню, как ты разбирал первую книжку "Красного знамени" Амфитеатрова и находил в нем лакейские черты нововременства" ⁷¹.

Но участием Горького в "Красном знамени" и мимолетным союзом Амфитеатрова со "Знанием" не ограничились их общие издательские дела. К концу 1910 г. Горький и Амфитеатров выяснили, что решительно расходятся в своих оценках марксизма, социал-демократии, большевизма. Выявились и их разногласия по вопросам художественного творчества. Ведь именно в статьях о Горьком Амфитеатров постоянно рассуждал о "художественном реализме" и романтике, противопоставляя их и отдавая предпочтение "правде художественного реализма, призывающей общество к наглядному и осязательному самопознанию", а творчеству Горького приписывал он "реторику <...> обличительной романтики"⁷²"Современник", он стал настойчиво звать Горького. Идейная программа нового журнала, как это объявляла редакция, была "внепартийной", т. е. далекой от идей социал-демократизма. Художественная платформа - "реализм", как его понимал Амфитеатров,-- также расходилась с позицией Горького-художника. И все же Амфитеатров пригласил Горького в "Современник", а Горький это приглашение принял. Что было нужно Амфитеатрову от Горького? Имя, которое привлечет внимание к новому журналу? Или он еще не расстался с мыслью "завоевать" Горького, сделать его своим единомышленником? Но ведь он был достаточно умен, чтобы надеяться на успех. Так или иначе, Горький согласился участвовать в новом журнале.

"Переписка Горького свидетельствует о том, что в 1910--1911 гг. у него возникает план издания дешевой демократической газеты и социал-демократического журнала",-- отмечала К. Д. Муратова⁷³. Приглашение Амфитеатрова к участию в "Современнике" давало Горькому возможность отчасти реализовать этот замысел. Горький надеялся, что журнал сможет объединить левые, демократические силы литераторов. К тому же именно в конце 1910 г., прочитывая присылаемые ему рукописи "писателей-самоучек", Горький размышлял о путях развития новой литературы и рассчитывал, что "Современник" поможет объединению молодых писателей. А. Перепеч, автор вступительной заметки к первой публикации писем Горького и Амфитеатрова, не без основания замечает, что "Горькому хотелось использовать новый журнал для печатания произведений начинающих писателей" ⁷⁴.

Судя по переписке Горького c разными корреспондентами, он хорошо понимал, что его союз с Амфитеатровым будет настороженно воспринят его друзьями. "Издали, конечно, мало сделать можно, и, думаю, долго этот журнал не выстоит, а попробовать - надо. Репутация моя, конечно, пострадает, но пусть ее, ничего. Работать хочется, а - негде",-- признавался он Е. К. Малиновской⁷⁵. Но мгновенная решительная реакция В. И. Ленина на объявление о "постоянном сотрудничестве" Горького в "Современнике" заставила Горького вновь и вновь обдумывать свои отношения с новым журналом. Горький понимал правоту Ленина, высмеявшего нелепость журнала "без направления".

"Вырезки, аналогичные вами присланной, я уже получал - штук пять, и обруган за "постоянное сотрудничество" - достаточно. "Постоянное" - миф, а сотрудничество - факт",-- писал он Малиновской ⁷⁶. И в письме Боголюбову: "Слух о том, что "Совр[еменник]" издаю я,-- не весьма приятен мне, и, по возможности, надобно его опровергать"⁷⁷.

Переписка показывает, что участие Горького в "Современнике" в 1911 г. так и не стало "постоянным". Первые номера журнала разочаровали Горького, а напечатанная во второй книге статья Амфитеатрова "Литературные впечатления" вновь показала полную идейную несовместимость его и Горького позиций.

В начале 1911 г. шестым изданием вышла книга И. Родионова "Наше преступление". Книга возмутила Горького, в ней содержалась грубая клевета на крестьян, на деревню, якобы погрязшую в невежестве, пьянстве, разврате, дикую, темную, страшную. В своем предисловии Родионов призывал нести "во глубину России мир, свет и знания", но, как свидетельствовала его книга, единственным радикальным средством для пресечения преступлений, пьянства, разврата автор признавал виселицу. Горький считал, что книга Родионова должна быть освещена в печати так, как она этого заслуживает. Тем более что уже появились статьи, разоблачающие личность самого Родионова, подъесаула, земского начальника, зверски избившего крестьянина.

Амфитеатров собирался написать о книге Родионова в "Современнике". Горький почти одновременно просил о том же М. К. Куприну-Иорданскую и объяснял: "... напечатать такую рецензию - долг порядочных людей и демократов. Организация демократии - очередная задача, Вы это понимаете, конечно; действуйте же в этом направлении определеннее и резче <...> Помещенная в одной книге с моею статьей, рецензия произведет чудесное впечатление и даст книжке хороший вкус и запах" (Г-СМ, п. 9).

"Современный мир" поместил во второй книге журнала статью Е. Смирнова "Чье преступление?", здесь же была напечатана статья Горького "О писателях-самоучках".

Надо вспомнить, что в феврале 1911 г. царское правительство широко отмечало пятидесятилетие "великой реформы", и помещенные в февральских номерах журналов статьи так или иначе откликались на это событие. Но для Горького точкой отсчета был не 1861 год, а 1905: он писал о рукописях, присланных ему в 1906--1910 гг., эта дата указана в статье не случайно. Не касаясь подробно самой статьи, скажем о некоторых важных выводах Горького. "... Мне чувствуется,-- писал Горький,-- что непосредственно из самой массы русского народа возникает к жизни новый тип человека, это - человек бодрый духом, полный горячей жажды приобщиться культуре, вылечившийся от фатализма и пессимизма, а потому - дееспособный" (XXIV, 127).

Разительный контраст словам Горького представлял процитированный им диалог из книги Родионова:

"-- Послушать вас - народ, выходит, совсем зверь.

- Помноженный на скота.

" (XXIV, 134).

Амфитеатров, которому Горький высказывал в письмах свое мнение о книге, в "Литературных впечатлениях" (в Собрание сочинений эта статья вошла под названием "Родионовщина") анализировал "Наше преступление" наряду с прозой А. Толстого, "Деревней" Бунина и рассказами Е. Милицыной. Этот "литературный ряд" не мешал ему обращаться к явлениям общественной жизни. Но если для Горького отклик на книгу Родионова был поводом для "организации демократии", как писал он М. К. Куприной-Иорданской, то для Амфитеатрова он послужил поводом для очередного выпада против марксистов и социал-демократов.

Размышляя о революции 1905 г., он высказывал мысль о ее преждевременности, поскольку это была революция "города" и город провалился "на роковом мучительном экзамене". "Городское "древо свободы" не нашло укрепы в деревенском корне"⁷⁸. Ужасы современной деревенской жизни, считал Амфитеатров, и явились следствием революции, ожесточившей народ: "... восставшая деревня жжет, ломает и убивает" ⁷⁹.

Критикуя Родионова язвительно, остро, со всем присущим ему блеском опытного фельетониста, Амфитеатров не слишком протестовал против родионовской характеристики деревни, его возмущение вызывали лишь меры, предлагаемые Родионовым,-- "вытрезвить народ виселицей". И в произведениях А. Толстого и Бунина народ представал, казалось Амфитеатрову, в сходном диком, страшном обличье. У Толстого "народ расплылся неясным пятном, остался только зловещим мутно-красным, задним фоном", на котором проходит усадебная жизнь, которая столь же ужасна, тупа, развратна.

"Деревне" Бунина, писал Амфитеатров, жизнь народа нарисована еще более страшными красками, чем в книге Родионова. "Нечего и говорить, что умный, изящный, либеральный г. Бунин ни виселиц, ни розог, ни смирительной рубашки для народа не требует. Но городской, господский перепуг его пред новым мужиком едва ли не глубже еще, чем в книге г. Родионова", - писал Амфитеатров, не принимая во внимание, что Буниным владели чувства неизмеримо более сильные, нежели "перепуг",-- боль, гнев, страдание.

Но, издеваясь над Родионовым, забавляясь испугом "академика И. А. Бунина", сочувствуя изображению А. Толстым усадебной жизни, Амфитеатров не находил ничего, что можно было бы противопоставить этой общей зловещей картине. Не спасало его и обращение к рассказам Е. Милицыной или упоминание о том, что, находясь вдали от России, он все же мог увидеть "прекрасных и здоровых" людей, вышедших из крестьян. Он назвал учеников каприйской школы (впрочем, тут же оговорившись, что это "политики, своего рода сектанты") и... русскую прислугу, жившую в Феццано у русских эмигрантов⁸⁰. Но это заявление звучало неубедительно, подчеркивало, как всегда у Амфитеатрова, единичность факта, его исключительность. Возможно, это был жест в сторону Горького, рассчитанный на забывчивого читателя: ведь совсем недавно Амфитеатров обвинял Горького, создавшего образы революционеров, первых русских социал-демократов, в "слащавой фальши".

Любопытно, что среди названных Амфитеатровым произведений о деревне не упоминалось "Лето" Горького, произведение, в котором, по словам В. Воровского, нашла свой "отзвук" новая деревня⁸¹.

В статье "О писателях-самоучках" Горький утверждал: "Один ряд людей в самых тяжелых условиях и положениях упрямо ищет и находит нечто ободряющее, человечье; другой - явно склоняется ощущать мрачное, подчеркивать скотское и зверское" (XXIV, "Родионовщиной" Амфитеатрова. Естественно, что Горький не мог поместить свою статью в "Современнике": слишком резким диссонансом прозвучала бы она рядом со статьей Амфитеатрова.

В сущности, в течение всего 1911 г., когда журналом фактически правил Амфитеатров, Горький не проявлял к нему особенного интереса. Правда, он посылал Амфитеатрову рукописи, нередко это были рукописи начинающих писателей. Сам же печатался на страницах "Современника" не чаще, чем в "Современном мире", и при чтении его писем о "Современнике" не возникает ощущения того, что это для него свой, близкий по духу журнал. Горький стоял как бы вне редакторских дел⁸². "И не обещал я постоянства, и невозможно оно для меня",-- возражал он Амфитеатрову на его упреки в том, что он отдает свои произведения в другие журналы (п. от декабря, не ранее 16, 1910 г.). "Я не могу отдать себя целиком "Современнику", чего хотели бы Чернов и КR, не могу даже посвятить этому делу много времени, его у меня - нет, оно потребно на целый ряд других, не менее важных задач",-- писал он Е. П. Пешковой 5 марта 1911 г.⁸³

Горького беспокоило то обстоятельство, что фактическим хозяином журнала становился один Амфитеатров. Даже на обложке журнала с третьей книги не указывался состав редакционно-издательского комитета, как это было сделано в первых номерах, но крупным шрифтом было напечатано, что "Современник" выходит при "ближайшем участии А. В. Амфитеатрова", а далее мелким шрифтом перечислялись литераторы, сотрудничавшие в журнале.

Сначала Горький настоял на приглашении в журнал в качестве литературного редактора В. С. Миролюбова. В апреле 1911 г. он вел в Париже переговоры с В. М. Черновым о возможной реорганизации "Современника" и о вхождении Чернова в редакцию (см. Г--Ч). Очевидно, Горький думал и об уходе из "Современника". Во всяком случае, косвенно об этом свидетельствует письмо Миролюбова к Е. П. Пешковой от 27 мая 1911 г.: "От "Современника" А. М. не отказывается" ⁸⁴"объединения вокруг какого-нибудь органа"⁸⁵.

Когда в июне в Феццано вместе с издателем журнала П. И. Певиным собралась новая редакция "Современника", чтобы выработать "конституцию" журнала и "новый манифест", Горький в этой работе участия не принял и раздраженно писал Миролюбову после выхода седьмой книги: ""Манифест" - конечно - излишен. Это становится смешно: на протяжении полугода дважды громогласно объявили - "мы вам зададим!" Никто не откликнулся ни в первый, ни во второй раз" (XXIX, 176).

31 августа 1911 г. Горький признавался Е. П. Пешковой уже более определенно: "Угнетает "Современник" своими "манифестами". Нет, с осени я налажу другой журнал, это необходимо"⁸⁶.

Любопытно, что 30 августа, т. е. почти одновременно с этим письмом Горького, Амфитеатров сообщал Г. А. Лопатину: "Соредакторы мои, кажется, не весьма довольны мною, что я менее глуп, чем кажусь, и веду свою собственную линию..."⁸⁷ Эта линия велась Амфитеатровым, в сущности, в одном направлении: он хотел стать единоличным редактором "Современника". В октябре 1911 г. он встретился в Париже с издателем журнала Певиным и, очевидно, обо всем с ним договорился.

"Современника". Чернов высказался против его ухода, на это Амфитеатров заявил, что "на коллективную редакцию он не согласен, что ведение журнала он должен взять в свои руки", а Чернову и Миролюбову предложил только сотрудничество. Так излагал ход событий Миролюбов⁸⁸. Примерно так же описывала конфликт в редакции жена Амфитеатрова - Иллария Владимировна в письме к Е. П. Пешковой, но, естественно, виновником "инцидента" она считала только Миролюбова: "Собственно, все произошло из-за Миролюбова, с которым А. В. оказалось работать несподручно. За эту трепетную лань вступился Чернов и поехал на Капри, откуда и получено было огорчившее нас письмо. Теперь уже кое-что посклеено, и даже Алексей Максимович написал, что ввиду некоторых выяснившихся обстоятельств он вряд ли будет участвовать в журнале, который мастерили Миролюбов и Чернов за спиной А. В."⁸⁹

М. Ф. Андреева считала, что главной причиной ухода Горького из "Современника" был Миролюбов, и осуждала его и Чернова: "С Амфитеатровым гг. Чернов и Миролюбов А. М-ча поссорили" ⁹⁰,-- сетовала она в письме А. Н. Тихонову. Пятницкий, напротив, считал виновником конфликта Амфитеатрова. "Он (Чернов. - Н. Д.), "⁹¹,-- записал он в дневнике 26 октября/8 ноября 1911 г.

Но обратимся к переписке. 1 ноября 1911 г., очевидно сразу после разговора с Миролюбовым и Черновым, Амфитеатров написал Горькому огромное письмо, к которому сделал еще приписку: "Для Вас одного", имея в виду, безусловно, что, поскольку речь идет о коренных переменах в журнале, письмо его будет рассматриваться как документ официальный и потому будет читаться не только Горьким. Письмо свое Амфитеатров начал издалека, с поездки в Париж и встречи там с Певиным. Рассказывая об этой встрече, во время которой выяснилось, что тираж "Современника" падает, Амфитеатров передал Горькому претензии Певина: "журнал строится скучно и неинтересно", публика против "завала журнала эс-эрскими теоретическими статьями и плохою, мелкою беллетристикою", сам Амфитеатров мало печатается и не редактирует "журнала с той самостоятельностью, на которую он (Певин. - Н. Д.) рассчитывал, памятуя мое уменье и опыт". Таким образом, оказывалось, что претензии Амфитеатрова к Чернову и особенно к Миролюбову совпадали с претензиями Певина. Амфитеатров не скрывал, что "великим облегчением" явилось для него заявление Миролюбова об уходе.

"Нисколько не умаляя моего к вам уважения, я, по совести, должен сказать, что единоличное руководительство литературно-политическим журналом не считаю работой посильной для вас и уверен, что вы с нею не справитесь. Мое убеждение подтверждают первые книжки "Современника", а особенно его неуместные манифесты. Лично я в журнале с единоличным руководителем - кто б он ни был - не стану сотрудничать. И я принужден просить вас: снимите мое имя из объявлений о подписке...",-- твердо заявил Горький в ответном письме, официальном, предельно четко формулирующем и общую позицию Горького (нежелание сотрудничать в журнале с единоличным руководителем), и оценку Горьким Амфитеатрова-редактора. В том же духе, только более лаконично, Горький объяснил суть "инцидента" с "Современником" в письме к Б. П. Пешковой: "Амфитеатров желает вести его единолично, сам, своими талантами. Чернов и Миролюбов уходят, я, конечно, тоже" ⁹².

На письмо Горького Амфитеатров ответил быстро и, к удивлению Горького, заявил, что готов сам отойти от "Современника", если его действия вызвали такое недовольство. Горький признавался Чернову, что "был застигнут врасплох сим неожиданным оборотом дела". Однако Чернов справедливо расценил предложение Амфитеатрова как "красивый жест для успокоения отчасти общественной, отчасти же, может быть, и личной совести" (Г--Ч, п. 5).

Несколько иначе объяснял Амфитеатров события в "Современнике" в письме к Е. П. Пешковой. Сначала он, как и его жена, сетовал на вмешательство посторонних сил: "Между нами брошен весьма большой черный кот на почве несогласий по "Современнику"". Но в следующем письме, от 30 ноября 1911 г., он, по существу, возложил на Горького всю ответственность за происшедшее. "Что касается роли А. М. в этой истории, то его поведение мне лично рисуется таким образом. Будучи духовным отцом той путаницы, которая возникла в виде фиктивного коллектива "Современника", он охладел к сему безнадежному чаду, как только потерял его из глаз, то есть на второй день по рождении. Между тем на Капри за "Современник" на него дулись - кто за меня, кто за якшанье с эс-эрами, кто за новую неверность "Знанию". Все это по совокупности создавало атмосферу неприятную и густую, из которой Максимычу хотелось выйти, но не было причины. Таковая так и не представилась, но явился повод. А. М. за него и ухватился"⁹³. В амфитеатровском анализе поведения Горького отсутствует важный факт - история с Шаляпиным, значительно ускорившая и приблизившая разрыв, о чем свидетельствуют многие письма Горького Амфитеатрову (см. статью Б. А. Бялика).

Стоит напомнить в этой связи и признание Горького в одном из писем к Е. П. Пешковой: "Буду уговаривать Амфитеатрова вступиться за Федора, а если А[лександр] В[алентинович] не согласится - разойдусь с ним и "Современником" так, чтоб публика знала причину разрыва. Для меня Федор дорог не только сам по себе, а как некий символ". Причины для разрыва, таким образом, существовали, они накапливались исподволь, постепенно, углубляя трещины, появлявшиеся в отношениях Горького с Амфитеатровым и другими членами редакции. "Нет, примирить нельзя - я пробовал,-- писал он Е. П. Пешковой. - Г. г. А. Б. В. - и т. д. - весь алфавит - люди не столько талантливые, сколько самолюбивые; их главнейшее стремление - выскочить вперед, на позиции "вождей" общественного мнения. Их отношения друг к другу - отношение лихачей-кучеров: катай вперед во всю мочь и, во что бы то ни стало, дави встречных, опрокидывай друг друга - лишь бы обогнать! Их лошадки - их дарованьица: они нахлестывают свои талантики безжалостно, кормят их не овсом серьезных знаний, а газетной трухой и быстро истощают. Очень жалкий народ. Наиболее потерпевшим и материально и морально в этой истории - являюсь я. Обе стороны относились ко мне так небрежно, как только могут" ⁹⁴.

"тихо" снять его имя из числа сотрудников. Одновременно он решительно возражал против публичного оповещения об уходе из "Современника" через печать, как этого требовали Чернов и Миролюбов.

"Роман" Горького с "Черновыми и Амфитеатровыми"⁹⁵ завершился уходом всех четырех - Горького, Чернова, Миролюбова и чуть позже самого Амфитеатрова - из "Современника", т. е. полным крахом редакции. Но переписка Горького и Амфитеатрова продолжалась. Сначала были неизбежные в связи со всем случившимся выяснения причин взаимного недовольства, затем переписка вошла, казалось бы, в прежнее русло, и Горький однажды даже написал Амфитеатрову, когда тот обиделся на отказ Горького сотрудничать в новых амфитеатровских сборниках "Энергия", теплые и прочувствованные слова: "Я вас люблю и уважаю, и очень высоко ставлю вашу неутомимую, всегда умную работу, всегда талантливую и, как-то по-русски, особенно честную. Не лесть, не комплимент, а от сердца говорю то, что думаю давно и что хорошо проверено: на редкость открытое лицо у вас - лицо души - и другой такой фигуры психической - не знаю" (письмо от 4 октября 1913 г.).

И все же переписка затухала. "От Горького страшно давно нет вестей. Лопнула тут какая-то пружина, а почему - кто весть",-- сетовал Амфитеатров в письме к Лопатину от 5 января 1914 г. И в письме от 12 мая 1914 г.: "От Алексея Максимовича имел одно письмо, весьма бессодержательное, из которого видно только, что Россия пришлась ему не сахарно. Во всяком случае, он засядет там, видимо, навсегда, так как жизнь на Капри совершенно ликвидирована. Приводят меня в большое огорчение слухи об его театральных предприятиях и затеях. Во-первых, прогорит он зверски на этом деле. Во-вторых, измотает оно его нервно всячески. В-третьих, возвратившийся в Россию Горький для того, чтобы заняться антрепризою, это как-то ужасно мизерно, все равно что Топтыгин чижика съел. Но писать ему обо всем этом, конечно, невозможно, ибо только родит недоразумения" ⁹⁶.

В то же самое время Амфитеатров готовил к печати двадцать второй том Собрания сочинений "Властители дум", куда был включен раздел о Горьком, содержавший статью "Новый Горький". Примерно тогда же в статье о Чехове для тридцать пятого тома Амфитеатров в несколько завуалированной форме заявил, что "новый пролетарский романтизм Максима Горького", пришедший на смену "атомистическому реализму Чехова", ничего не дал русской литературе: "... строители пришли неважные. Строили плохо и ничего не выстроили" ⁹⁷.

Отразилась в переписке волновавшая в те годы Горького проблема национализма, особенно обострившаяся в связи с приближавшимся в 1913 г. трехсотлетием дома Романовых. "Удивительно, что на развитие националистического шовинизма наши журналы не обращают должного внимания <...> А в Москве на лекции националистов собираются по две тысячи человек и больше, и рабочим говорят: "В Донской области вы работаете на жидо-французов, в Кубанской на жидо-англичан, Урал захвачен весь иност[ранным] капит[алом], русские люди, опамятуйтесь!"", - писал он Ленину⁹⁸.

23 сентября 1912 г. Горький напечатал в газете "Русское слово" статью "О русской интеллигенции и национальных вопросах" - ответ на анкету журнала "Украинская жизнь".

В письме к Коцюбинскому он признавался: "Статью для "Украинской жизни" я написал плохо, и это мне стыдно. Но как меня ругают за нее патриоты великорусские!" (XXIX, "великорусских патриотов" был и Амфитеатров. "Имею некоторый зуб за вашу статью во славу малороссов",-- писал он Горькому 29 октября 1912 г.

Но деловые отношения между Горьким и Амфитеатровым сохранялись. Накануне первой мировой войны, 29 июля 1914 г., Горький отправил Амфитеатрову письмо, в котором сообщал: "... в близком будущем к вам, может быть, явится некий россиянин, довольно интересный парень, обладающий еще более интересными документами". Чуть ниже Горький писал о бегстве Илиодора. "Некий россиянин" и был тот самый Илиодор (С. М. Труфанов), о бегстве которого так много тогда писалось и говорилось.

Перед бегством своим за границу Илиодор встречался с Горьким. Об этом он писал Амфитеатрову 16 марта 1915 г.: "Убегая за границу, я в Петрограде и Финляндии виделся с А. С. Пругавиным и А. М. Горьким. Эти господа своим авторитетным словом утвердили мое намерение разоблачить печатно подоплеку жизни династии Романовых; последний из них обещал оказать этому делу всяческое содействие, посоветовавши поселиться около Вас, г. Амфитеатров, ожидать берлинского издателя Ладыжникова и из Парижа адвоката по печатным и издательским делам. К сожалению, последовавшая война разрушила наладившиеся было планы и я на время поселился в Христиании". Далее Труфанов рассказал о своей встрече с Бурцевым, ехавшим в Россию, который обещал помочь изданию книги, но в России был арестован. Изложив содержание уже написанной к тому времени книги, Труфанов просил Амфитеатрова принять издание книги под свое покровительство. Это письмо было послано Труфановым через женевскую социал-демократическую организацию, так как адреса Амфитеатрова он не знал: "... в бытность мою у Горького супруга последнего дала мне Ваш адрес, но в пути по Швеции шведские лейтенанты так трусили меня, принимая мою личность за военного шпиона, что раструсили все бывшие при мне клочки бумаги, в том числе и сведения М[арии] Федоровны о Вашем местожительстве"⁹⁹.

Веря в готовность Амфитеатрова при необходимости оказать поддержку и помощь, Горький, когда началась первая мировая война, именно к Амфитеатрову (и Вольнову) обратился с просьбой помочь Е. П. Пешковой и Максиму вернуться из Италии на родину. И Амфитеатров выполнил просьбу Горького. При этом надо помнить, что именно война, отношение к ней развели Горького и Амфитеатрова на полярные позиции. Расхождение по этому вопросу обозначилось со всей определенностью в 1913 г., когда, побывав весной в Германии, Амфитеатров написал Горькому восторженное письмо: "... Германия произвела на меня впечатление громадное. За восемь лет, что я ее не видал, она шагнула вперед невероятно во всех отношениях <...> Всеобщее удивительное спокойствие и сознание национальной цельности своей и силы" (п. от 12 мая 1913 г.). Ответ Горького был поразительным по своей глубине. Поверхностному, "газетному" суждению Амфитеатрова он противопоставил свою исторически точную оценку предвоенной Германии: "... вы пишете о Германии, которая "во всех отношениях шагнула вперед невероятно", но у которой нет литературы, скульптуры, архитектуры, живописи; музыка - сомнительна, о Кантах и Шопенгауэрах не слыхать, а Геккель и Вейсман - древние старики. И которая - что там ни говорите,-- продолжая развивать милитаризм, давит всю культуру Европы. Нет, не согласен с вашим суждением о Германии и роста культуры ее не чувствую что-то... А в Германию я не верю, нет! У немцев даже пиво плохо придумано. И вскорости они будут нас толкать вон из Европы. Ступайте, скажут, за Урал, чего вы тут путаетесь? Пшли. Мы, конечно, сперва заартачимся, не пойдем, тут они нас пушками, пушками! Беда будет!"

Позже, в статье "Не брат своих братьев", о которой речь пойдет ниже, Амфитеатров неузнаваемо извратит горьковскую позицию по отношению к будущей войне, изложенную в этом письме, о себе же напишет, что он был испуган и поражен готовностью Германии к войне.

"... дух бодр до чрезвычайности, и даже так скажу: никогда не был бодрее... Никогда, даже во время революции, не чувствовалась так ярко и страстно связь с Россией, потребность действовать и мучительность бездействия". Война, по мнению Амфитеатрова, явилась "могучим моментом вооруженного единения с народом и армией в общем национальном движении", и он призывал "драться с чертовыми немцами". Амфитеатров развил бурную деятельность, "германофильство", в котором упрекал его Горький, вытеснилось самым неприкрытым шовинизмом.

9 августа 1914 г. в газете "Giornale d'Italia" было напечатано письмо Амфитеатрова, в котором он призывал русских эмигрантов перед лицом внешней опасности прекратить "все счеты внутренней политики". Те, кто может, должны вернуться в Россию, кто по политическим причинам вернуться не может - должен вступить во французскую армию, ибо, по его мнению,-- "это война народная" ¹⁰⁰.

В письме от 4 января 1915 г. французскому послу в Риме Ж. Барреру Амфитеатров напоминал об этом своем выступлении и добавлял: "Возможно, Вам будет интересно узнать, что первым русским волонтером из Италии во Францию был приемный сын нашего знаменитого писателя Максима Горького, Зиновий Пешков, молодой человек исключительных способностей, покинувший ради благородной цели свою молодую жену и своего ребенка, которые находятся в настоящее время у меня" ¹⁰¹. В дальнейшем Амфитеатров будет неоднократно восторженно писать о З. Пешкове, особенно после его ранения.

В конце декабря 1915 г. вышел первый номер журнала Горького "Летопись". Через год, в декабре 1916 г., стала выходить газета "Русская воля", в которой большую роль играл Амфитеатров. Это были издания, диаметрально противоположные по направлению. Участие Амфитеатрова в "Русской воле" отразило закономерность все более открытого отхода его в лагерь реакции.

"Русская воля" создавалась на средства крупных промышленников и банкиров при участии департамента полиции. "Показания С. П. Белецкого от 20 июля 1917 г. (на заседании Чрезвычайной следственной комиссии. - П. Д.),-- писал в статье ""Русская воля", банки и буржуазная литература" Ю. Г. Оксман,-- позволяют установить, что <...> В. П. Литвинов-Фалинский, один из старейших и влиятельнейших дельцов министерства торговли и промышленности, познакомил руководителей департамента полиции с планом создания большой, по видимости прогрессивной, газеты, которая, мобилизовав вокруг себя при помощи крупных денежных средств и широких либеральных лозунгов виднейших деятелей литературы и журналистики, легко бы могла подавить остальные влиятельные петроградские газеты и затем, оставшись единственным крупным ежедневным изданием, встать на защиту интересов промышленности в борьбе с революционным движением в рабочей среде" ¹⁰².

Этот план был принят А. Д. Протопоповым, в то время товарищем председателя Государственной думы, а вскоре министром внутренних дел. Выступая на организационном собрании 15 июля 1916 г., на котором присутствовали представители крупных банков, Протопопов говорил о цели новой газеты: "... давно уже возникла мысль о создании органа, который должен правильно освещать вопросы экономические и защищать промышленные и финансовые круги от неоправданных нареканий, которые ныне так часто раздаются в печати". Протопопов, как это было передано в газетном отчете, сказал, что он "заручился согласием А. М. Горького, Л. Андреева и В. Г. Короленко" участвовать в газете ¹⁰³.

Очевидно, в тот же день, когда было напечатано сообщение о плане новой газеты, т. е. 21 июля 1916 г., Горький отправил Амфитеатрову телеграмму. Телеграмма эта не разыскана, но по публикуемому ответу Амфитеатрова можно предположить, что Горький хотел выяснить его отношение к газете Протопопова. Амфитеатров ответил уклончиво: "Не вошел пока ни в какие переговоры до полного выяснения дела, которое меня сильно удивляет. Однако Адрианов называет вас в качестве сотрудника несомненного, обещавшего участвовать литературно, относящегося к делу с большой симпатией" (телеграмма от 22 июля 1916 г.). При всем том что организации газеты сопутствовало много разных слухов, имя Горького было названо не случайно.

предприятиях¹⁰⁴. В письме к Короленко от 17 сентября 1916 г. Амфитеатров утверждал, что от Сытина и Протопопова еще в апреле 1916 г. он знал, "что Горький стоит как-то около их будущего предприятия", а приехавший к Амфитеатрову для переговоров С. А. Адрианов сообщил, что "с Горьким у них налажено, и даже указал беллетристическую вещь, которую он пишет для газеты" ¹⁰⁵.

О том, что Горький, возможно, не столь решительно, как это делал Короленко, отвергал приглашения участвовать в новой газете, свидетельствуют не только публичные выступления Короленко, но и его переписка с Горьким ¹⁰⁶.

25 июля 1916 г. в газете "День" была напечатана "Беседа с А. Д. Протопоповым", в которой последний вносил уточнения в сообщение, опубликованное в "Речи". "Я не утверждал, что Короленко и Горький участвуют в газете <...> Короленко болен и уже потому не может в настоящее время писать и вообще усиленно работать <...> Степень участия Горького в нашей газете выявится, я надеюсь, к горести врагов и радости друзей. Могу только сказать, что, чем можно помочь, Горький нам поможет". 1 августа 1916 г. в газете "День" появилось письмо Короленко, в котором он заявил, что хочет "самым решительным образом отделить свое имя от нового органа", что он не желает работать в газете, которая издается "на средства г. г. торговцев, промышленников и банкиров, которые, конечно, не напрасно решаются тратиться на эту дорогую затею". 6 августа в той же газете было напечатано короткое "Письмо в редакцию" Горького: "... позвольте через посредство издания вашего заявить, что слухи о сотрудничестве моем в газете, организуемой г. А. Д. Протопоповым, неверны".

Возможно, тогда же Горький отправил телеграмму Амфитеатрову, текст которой Амфитеатров привел в том же своем письме к Короленко: "Считаю необходимым предупредить вас, что я не принимаю никакого участия в газете Протопопова". Сама телеграмма утрачена или не разыскана, и можно только полагаться на свидетельство Амфитеатрова. Но, очевидно, она существовала, так как Амфитеатров писал о ней и М. М. Горелову (Гаккебушу), а в письме к Короленко подробно описывал свои и Адрианова сомнения по поводу этой телеграммы: "Адрианов, считавший дело с Горьким совершенно поконченным и давший мне тому обстоятельные доказательства <...> ничего не понимал. Так что некоторое время мы даже сомневались, от Горького ли эта телеграмма и не подложная ли она, ибо и подписался-то он странно, как никогда раньше не подписывался: Горький-Пешков. Смущенный, я послал Горькому в "Летопись" весьма пространную телеграмму, прося разъяснить, в чем дело. Но ответа на нее до сих пор не имею. Газеты, в которых явился краткий отказ Горького, тоже пришли, но ничего не сказали" ¹⁰⁷.

"Старые традиции и новый орган" ¹⁰⁸, в которой подтвердил свое отношение к газете Протопопова.

Кроме Короленко и Горького, отказались сотрудничать в "Русской воле" Блок, Шмелев, Чириков. Писатель Никандров делился с Горьким своими "тягостными впечатлениями" от газеты: "Надо разобраться, как это так, шеф жандармов вдохновляет "Русскую волю", союз фабрикантов берет ее на содержание. Человеческое стадо поклоняется Л. Андрееву и другим, предающим рабочий класс"¹⁰⁹. Андреев, как известно, упомянут в письме Никандрова не случайно, так как именно он сразу согласился сотрудничать в газете и возглавил в ней литературный отдел. Имя Андреева помогло собрать вокруг газеты крупных литераторов. "... Ваше имя парализует все злые толки",-- писал ему А. Толстой ¹¹⁰. Свое желание работать в газете выразили Бунин, Куприн, Ф. Сологуб, Сергеев-Ценский, Тан.

"Призыв". Н. И. Иорданский, считавший, что "в истории русской печати не было издания, которое возникло бы при таких темных и подозрительных обстоятельствах, как газета "Русская воля"", приводил телеграмму к нему редакции "Призыва" от 17 октября 1916 г.: "Плеханов и его друзья, за исключением Алексинского, нашли полезным выждать появления газеты для решения вопроса о сотрудничестве" ¹¹¹.

Амфитеатров признавался, что только слух о возможном участии Горького в новой газете удерживал его от положительного решения. Узнав об отказе Горького сотрудничать в газете, Амфитеатров немедленно дал свое согласие. Он писал об этом Короленко 17 сентября и одному из организаторов газеты - М. М. Горелову 27 сентября. В своем письме к Короленко Амфитеатров не удержался от оскорбительных выпадов по адресу Горького и "Летописи", перемешивая их, как это бывало и в его статьях, с уверениями в любви к нему. Амфитеатров отметил главный вопрос, решение которого поставило его и Горького "на диаметрально противоположные точки",-- отношение к войне¹¹².

О том же, только в более спокойных тонах, Амфитеатров писал Горелову: "Максим Горький - мой ближайший друг, которого я сердечно люблю и уважаю, но разве мыслимо было приглашать его, редактора заведомо пораженческой "Летописи", в газету, руководить которой Вы приглашаете меня, а несколькими важными отделами в ней будет заведовать Леонид Андреев, и, следовательно, орган наш предполагается интервентиским безусловно? М. Горький прислал мне телеграмму, что он не принимает участия в газете, вероятно думая меня предостеречь,-- между тем я именно только после его телеграммы и начал серьезно размышлять о начинании Протопопова как деле, мне подходящем, потому что раньше совмещение Горького с Андреевым (особенно после письма этого второго) сбивало меня с толку, давая картину программы, безразличной к основному политическому вопросу времени". Далее Амфитеатров писал о "неприятнейшем скандале с Короленко и тем же Горьким", имея в виду их публичные отказы от участия в новой газете, и заявлял: "... меня не испугают никакие клеветы и нападки ни на газету, ни на ее капитал, ни на ее сотрудников, ни на меня самого (ох, какой только ругани я не жду!) - хотя бы против нас выступили не то что Клячко с Гессеном, ни даже Горький с Короленко, но хоть сам Лев Николаевич Толстой выполз из могилы" ¹¹³.

Но и приняв решение работать в газете Протопопова - в письме к Горелову он даже развернул свой план "Русской воли",-- Амфитеатров продолжал хитрить. Почти одновременно с письмом Горелову им была послана телеграмма Сытину, в которой, как писал Горький Короленко, Амфитеатров ссылался "на участие Плеханова в министерской газете, как на факт, который и его, Амфитеатрова, побудил подписать условие с новой газетой". Правда, если у Горького еще оставались какие-то иллюзии насчет поведения Амфитеатрова, то Короленко почти не сомневался в его добровольном согласии участвовать в протопоповской газете. "Амфитеатров, вероятно, пойдет. Он ведь очень свободен от наших предрассудков",-- писал он Горькому¹¹⁴.

В конце 1916 г. Амфитеатров вернулся в Россию и стал деятельным участником "Русской воли" (название газеты было предложено им). С Горьким они, по-видимому, встречались редко, хотя Горький, как он писал В. Князеву, не питал "враждебных чувств ни к "Р[усской] в[оле]", ни тем более к А. В. Амфитеатрову, которого давно знаю и люблю" ¹¹⁵

Горький рассердился на Амфитеатрова, когда тот напечатал в газете материал, порочащий Шаляпина. "Недавно у меня был скотина Амфитеатров,-- в вчерашнем - 2-го - No "Рус[ской воли]" он допустил гнусную выходку против Федора",-- писал он Е. П. Пешковой ¹¹⁶.

Вскоре Амфитеатров еще раз оправдал приведенное выше предсказание Толстого: "Ах, он когда-нибудь такую штуку сделает, что всех удивит, он именно такой". 22 января 1917 г. Амфитеатров напечатал в "Русской воле" свои "Этюды", содержавшие криптограмму, которая была расшифрована и действительно удивила всех своей дерзостью. Говоря о гонениях цензуры, Амфитеатров обвинил в этом самого Протопопова. "Более усердного холопа реакция еще не создавала. Страшно и подумать, куда он ведет страну. Его власть - безумная провокация революционного урагана",-- писал Амфитеатров ¹¹⁷.

Естественно, что после такой эскапады Амфитеатров был выслан из столицы. Но на этот раз Горький воспринял эту высылку как комический эпизод. В письме к Короленко он в самых иронических тонах описывал визит к нему и поведение Амфитеатрова: "Уморителен был Амфитеатров перед отъездом в Минусинск! Он так было разохотился спасать Русь. С такой милой легкостью взялся за это дельце, и вдруг: пожалуйте вон! И послы за него хлопотали, и важные дамы, а - всё без успеха! Очень ушиблен был он этой неожиданностью"¹¹⁸. До места ссылки Амфитеатров доехать не успел: произошла Февральская революция, приговор о ссылке был отменен, и Амфитеатров вернулся в Петроград¹¹⁹.

"Горестные заметки", вышедшей в Берлине в 1922 г., он признавался, что в 1917--1918 гг. принимал участие в заговорах против Советской власти. Позже, поняв бесполезность вооруженных выступлений, он стал распространять нелегально свои антисоветские писания. В августе 1921 г. Амфитеатров с семьей бежал в Финляндию.

В книге "Горестные заметки" Амфитеатров заявил, что в августе 1918 г., т. е. когда Советской властью были приняты решительные меры против буржуазной печати, он дал себе слово, что в пределах "Совдепии" не напечатает "ни единой своей строки". "Многим это решение показалось самоубийством"¹²⁰, - горделиво - "напоказ" - добавлял Амфитеатров. Но сохранившиеся письма его к Горькому свидетельствуют, что, напротив, он настойчиво добивался переиздания своих книг, что он работал в издательстве "Всемирная литература", организованном, кстати сказать, в августе--сентябре того же 1918 г.

Во "Всемирной литературе" он занимался главным образом переводами с итальянского, в частности переводами пьес Гольдони. Редактор итальянского отдела А. Л. Волынский дал работе Амфитеатрова высокую оценку¹²¹. Однако известно, что об амфитеатровском переводе с итальянского пьесы Сем Бенелли "Рваный плащ" неодобрительно отозвался Блок¹²²"Василий Буслаев", в которой, как писал он М. Ф. Андреевой, "все изрядно упрятано в литературу, сглажено, как у Ал. Толстого (или Римского-Корсакова), отчего эта самая русская мордобойная "правда" выходит немного "слащавой, книжной, даже... газетной. Есть, однако, и живые слова, и та сочность, которая свойственна Амфитеатрову всегда". А спустя некоторое время Блок сделал запись о пьесе Амфитеатрова "Аввакум": "28 мая 1920 г. Моховая. Амфитеатров с Аввакумом. О, тоска и бездарность!"¹²³

В ЦГАЛИ хранится машинопись, озаглавленная "Рукотворный рай. (Турецкая легенда)", датированная 13 марта 1918 г. На ней, очевидно, более поздняя надпись Горького: "Восточная литература. Перевод А. Амфитеатрова" - и помета А. Н. Тихонова: "Вернуть автору"¹²⁴. В AГ находится рукопись Амфитеатрова "Предисловие к рассказам П. Милля" с правкой Горького. Мы упоминаем об этих работах Амфитеатрова, так как они опровергают его более поздние свидетельства о решении не печататься в Советской России. Еще более опровергают их многочисленные договоры (более двадцати), заключенные Амфитеатровым с Гржебиным и другими издателями ¹²⁵.

Выступал Амфитеатров и с чтением лекций (преимущественно по истории итальянской литературы), в частности в Государственном педагогическом институте им. А. И. Герцена. В издательских делах Амфитеатрову неизменно помогал Горький. Он же вступился за Амфитеатрова, когда того, очевидно, отстранили от чтения лекций. В АГ "Почему Гринберг против публичных выступлений Амфитеатрова?" Не исключено, что эта записка адресована A. В. Луначарскому, так как упоминаемый в ней З. Г. Гринберг был членом Коллегии Наркомпроса.

Послеоктябрьские письма Амфитеатрова заполнены нескончаемыми жалобами. Амфитеатров лишился привычного комфорта и оказался в достаточно трудных условиях, в которых жила тогда вся страна. И вчерашний радикал превратился в "озлобленного почти до умопомрачения белогвардейца"¹²⁶ - ленинская характеристика А. Аверченко освещала типическое явление.

Письмо Амфитеатрова Горькому от 27 марта 1919 г. написано в связи с отмечавшимся в марте 1919 г. пятидесятилетием Горького. Это определило торжественный тон письма, как бы подводящего итог многолетним отношениям. Но мы вправе усомниться в искренности этого, в сущности последнего, носящего отпечаток личных отношений, письма Амфитеатрова, потому что совсем иначе оценивал он деятельность Горького в письме к Короленко в 1916 г., а в 1920 г. он станет автором отвратительной статьи "Ленин и Горький", которую он размножит на машинке и распространит в Петрограде. Поводом к ее написанию послужило выступление Горького в журнале "Коммунистический интернационал", посвященное В. И. Ленину.

В книге "Горестные заметки" Амфитеатров издевательски комментировал воззвание Горького "Честные люди", обращенное к гражданам Европы и Америки с просьбой о помощи голодающей России. Он назвал это воззвание одним "из бестактнейших и неудачнейших выступлений" Горького. Деятельность Горького по организации помощи ученым и литераторам рассматривалась Амфитеатровым как измена интеллигенции. Злоба Амфитеатрова распространялась не только на большевиков и Горького, но даже и на Уэллса и Ф. "заклеймил" Уэллса за "легкомысленное до преступности изучение Советской России" и за то, что своей книгой он, кроме большевиков, "никому не угодил". Нансена он посчитал "превосходно обряженным в узду большевизма" ¹²⁷.

О жизни Амфитеатрова за рубежом сохранилось мало сведений. Известно, что он пробовал переиздавать свои старые романы, но писать новые произведения, очевидно, уже не мог. Г. Струве в своей книге "Русская литература в изгнании" называет имя Амфитеатрова лишь в перечне сотрудников берлинского журнала "Сполохи" и монархического журнала "Возрождение" (Париж) ¹²⁸. В советской печати сообщалось, что вместе с Врангелем, Красновым, митрополитом Антонием и Бурцевым он поддерживал монархическую организацию "Братство русской правды", созданную для борьбы с СССР, т. е. занимал крайне правую позицию¹²⁹. Жил Амфитеатров в Чехословакии, в Берлине, Париже, но большую часть времени - в Италии. Умер он в 1938 г.

С Горьким он, очевидно, больше не встречался. Амфитеатров превратился в заурядного злобствующего антисоветчика. Прочитав его статью о Зиновии Пешкове "Не брат своих братьев", Горький насмешливо писал З. А. Пешкову: "Ох, не дай Боже постареть до такой глупости" ¹³⁰.

"В Италии умер Александр Валентинович Амфитеатров, сын протоиерея московского Архангельского собора.

Оказалось: еще не умер. Искренно сожалею" ¹³¹.

В 1930 г. в переписке Горького с Груздевым состоялся интересный диалог о "Жизни Клима Самгина". Груздев размышлял о романе Горького в связи с книгой B. Поссе "Мой жизненный путь": "Вот - умный, образованный, передовой человек эпохи - и, вдруг, как-то изнутри, оказывается непроходимым пошляком - жуткая тема!.. Это же тема и "Самгина" - так мне кажется. В Самгине есть какая-то частица и Поссе, и Амфитеатрова, и Ляцкого, по-видимому, многих-многих Ваших современников".

Горький в ответном письме подтвердил догадку Груздева относительно Поссе и далее писал: "Есть в Самгине и частица Бунина... Василий Алексеев[ич] Маклаков - тоже Самгин". Амфитеатров в этом ряду в письме не упоминался. Но через несколько месяцев Горький вспомнил Амфитеатрова в связи со Львом Шестовым, который сейчас, по словам Горького, "пытается ничто превратить в нечто и напоминает Амфитеатрова, когда тот, сильно пьяный, неожиданно ставит такие, например, вопросы: "А - вдруг пойдут народы?" - Откуда? - "Да черт их знает, ходили же с Аттилой. Впрочем, может Аттилы-то и не было". Вообще Амфитеатров в пьяном виде любил сомневаться, а Шестов любил эту забаву и трезвый". В таком сопоставлении Амфитеатрова и Шестова вновь возникла тема Самгина, был назван источник емкого, символически звучащего в романе повтора: "А был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было?" ¹³².

Завершение переписки Горького и Амфитеатрова имело, как мы видим, свой логический конец. Индивидуальные отношения двух писателей обрели общие - типологические - черты, стали частью истории русской литературы в предоктябрьские и послеоктябрьские годы. Конец Амфитеатрова, его нравственное, духовное и творческое падение были исторически закономерны. Закономерны были и, если воспользоваться выражением А. Белого, "перепрыги" Амфитеатрова от рептильного "Нового времени" к либеральному "Красному знамени" и манифестам "Современника", а от них к яростному шовинизму "Русской воли" и далее к монархическому эмигрантскому "Возрождению".

Небольшая часть публикуемой ниже переписки была напечатана ранее в тридцатитомном Собрании сочинений Горького, в сборниках и журналах: "М. Горький. Материалы и исследования", "Ф. И. Шаляпин", "Вопросы архивоведения", "Новый мир", "Вопросы литературы" и др.

Ниже публикуются 172 письма Горького по подлинникам, хранящимся в АГ (167 писем), ЦГАЛИ АГ (175 писем), ЦГАЛИ (2 письма), ЦГАОР "Переписка М. Горького" (М., 1986. Т. 1. С. 299) неточно указано количество хранящихся в АГ писем Горького (более 170) и Амфитеатрова (около 200).}.

Письма подготовили: Ф. М. Иоффе (No 1--82), А. Е. Погосова (No 83--161), Е. Г. Коляда (No 162--249), С. И. Доморацкая (No 250--350).

Примечания

¹ Это письмо опубликовано в кн.: Дневник А. С. Суворина М.; Пг.: изд. Л. Д. Френкеля, 1923. С. 189--190.

² ф. 34.

³ Гиляровский В. Избранное. М., 1960. Т. 2. С. 251.

⁴ В. И. Ленин.

⁵ Амфитеатров был настолько "прощен" правительством, что в сентябре 1904 г. получил разрешение Главного штаба на проезд в качестве специального корреспондента журн. "Нива" на Дальний Восток (ЦГАЛИ, ф. 34).

⁶ Амфитеатров.

⁷ Львов-Рогачевский В. Л. Писатель без выдумки//Современный мир. 1911. No 9. С. 242. В воспоминаниях А. А. Золотарева сохранилось любопытное свидетельство о том, как работал Амфитеатров: "... к утру чинили ему десятки карандашей и раскладывали десятками на письменном столе и конторках. Ал[ександр] Вал[ентинович], переходя от конторки к столу и опять к другой конторке, одновременно работал и над своим романом-хроникой (70-ники и 80-ники), и над историческими очерками, и над фельетоном на злобу дня, причем карандаши у него тупились, исписывались, а сам он от работы становился и веселее, и подвижнее, и здоровее" (ЦГАЛИ, ф. 218, оп. 1, ед. хр. 21).

⁸

⁹ Брюсов В. Царства Араратские. А. В. Амфитеатров. Армения и Рим. Царство зверя. Историческое сочинение. Т. I. Пг: изд-во "Просвещение", [1916]// Русская мысль. 1916. No 6. Отд. III. С. 16.

¹⁰ Об отношениях Амфитеатрова и Лопатина см. в ст. "Один из талантливейших русских людей".

¹¹ Чехов А. П.

¹² Дневник А. С. Суворина. С. 278.

¹³ ЛН. Т. 90. Кн. I. С. 180. Там же. Кн. II. С. 408.

¹⁴ Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л, 1963. Т. 8. С. 346.

¹⁵ Саша Амфитеатров и его эпилог//Новое время. 1915. No 14251. 11/24 нояб.

¹⁶ Литературный Ленинград. 1934. No 21. 8 мая.

¹⁷ АГ.

¹⁸ МИ. Т. I. С. 377.

¹⁹ Амфитеатров.

²⁰ Новое время. 1898. No 7989. 27 мая/8 июня.

²¹ АГ.

²² Россия. 1900. No 301. 26 февр.

²³ Там же. 1902. No 964. 2 янв.

²⁴ Арх. Г.

²⁵ ЛН. Т. 72. С. 96.

²⁶ Арх. Г. Т. IV. С. 72.

²⁷ Энергия. 1913. No 1. С. 243.

²⁸ АГ.

²⁹ О том, что библиотека Амфитеатрова представляла собой большую ценность, свидетельствует тот факт, что в 1923 г. она была приобретена чехословацким правительством. Посвящая свою книгу "Одержимая Русь" президенту Чехословакии Т. Масарику, Амфитеатров разъяснял в предисловии к книге: "Эмигрантская безработица вынудила меня еще в 1923 г. расстаться с моею весьма обширною библиотекой. Ее приобрело у меня правительство Чехословацкой республики, но, благодаря любезности президента, мне было предоставлено право удержать в своем пользовании отделы библиотеки, нужные для завершения некоторых книг" (Амфитеатров А. Одержимая Русь. Берлин: изд-во "Медный всадник", 1929. С. 3).

³⁰ АГ. Столь же сильное впечатление производил Амфитеатров на А. А. Золотарева. "Этот человек был энциклопедистом,-- вспоминал он,-- и трудно было найти такую область человеческого знания, о которой он не мог бы найти в сокровищницах своей памяти если не подлинных фактических данных, то, по крайней мере, веселого анекдота, каламбура или исторической справки о том, кто, когда и как работал над нею" ф. 218, он. 1, ед. хр. 21).

³¹ Новое время. 1911. No 12550. 18 февр./З марта.

³² Слово. 1908. No 626. 20 нояб./2 дек.

³³ АГ.

³⁴ Арх. Г.

³⁵ В этой связи представляется спорным сопоставление Горького и Амфитеатрова в ст.: Евстигнеева Л. А. А, М. Горький и А. В. Амфитеатров //Горьковские чтения 1980.

³⁶ Т. IX. С. 40.

³⁷ Литературно-эстетические концепции в России конца XIX - начала XX в. М.: Наука, 1975. С. 284.

³⁸ Сучков Б. Исторические судьбы реализма. М., 1973. С. 209--210.

³⁹ Т IX С 123

⁴⁰ Русская мысль. 1916. No 6. Отд. III. С. 15.

⁴¹ Всеобщий журнал. 1911. No 3. С. 222.

⁴² См., например, ст. Т. Ренодо "В Кави ди Лаванья" (Одесские новости. 1908. No 7634. 4/17 окт.), в которой описывалась жизнь русской колонии в Кави во главе с Амфитеатровым. Автор отмечал внешнее сходство Амфитеатрова с М. М. Ковалевским и "более всего с Бальзаком". В статье сообщалось и о Горьком (очевидно, со слов Амфитеатрова): "Горький собирается в гости (в Кави. --Н. Д.), ".

⁴³ Амфитеатров. Т. 11. С. XVII.

⁴⁴ ЛН. Т. 72. С. 345.

⁴⁵ Арх. Г.

⁴⁶ Слово. 1908. No 626. 20 нояб./2 дек.

⁴⁷ ЦГАЛИ, ф. 34.

⁴⁸ АГ.

⁴⁹ Амфитеатров А. "Общественная польза", [1904]. С. 13.

⁵⁰ Новое время. 1898. No 7989. 27 мая/8 июня.

⁵¹ Амфитеатров. Т. 22. С. 152, 163, 164.

⁵² Там же. С. 169, 177-179, 187.

⁵³

⁵⁴ Амфитеатров А. Современники. М., 1908. С. 82. Надо сказать, что Горький чувствовал неискренность иных восторженных слов Амфитеатрова, известную "приторность" его оценок. В одном из писем к Е. П. Пешковой он отмечал: "... писал мне А. В. дважды дифирамбы Максиму, очень сын наш понравился ему. Это, конечно, рекомендация не самой высокой марки, ибо есть в ней немножко неискреннего, заигрывающего". И далее: "Амф[итеатров] политику делает, но - не очень искусно и - едва ли хорошо" (Арх. Г. Т. IX. С. 119--120).

⁵⁵ Современники. С. 100. См. также: Очерки истории русской театральной критики. Л., 1979. Т. 2. С. 120, 121; Евстигнеева Л. А. Указ. соч. С. 62.

⁵⁶ Амфитеатров А.

⁵⁷ Арх. Г. Т. XIV. С. 19.

⁵⁸ Луначарский А. В. Великий переворот. Пг: изд. З. И. Гржебина, 1919. С. 47.

⁵⁹ Т. 47. С. 220.

⁶⁰ Там же. Т. 19. С. 251.

⁶¹ Там же. Т. 47. С. 220.

⁶² В. И. Ленин и А. М. Горький.

⁶³ В. И. Ленин. Т. 47. С. 241.

⁶⁴ М. Ф. Андреева. С. 172--173.

⁶⁵ Т. 48. С. 4--5.

⁶⁶ Амфитеатров. Т. 22. С. 205, 209, 210, 201.

⁶⁷ Плеханов Г. В.

⁶⁸ Г--А, п. от 20 или 21 сентября 1911 г.

⁶⁹ Литературный Ленинград. 1934. No 21. 8 мая.

⁷⁰ Арх. Г. Т. VII. С. 146.

⁷¹ ЛН. "Вся карьера Амфитеатрова - это пестрая лента приспособления своих дарований к хозяйским требованиям, а установка на хозяина была самая прозаическая: с кем выгодно, тот и хозяин..." (Литературный Ленинград. 1934. No 21. 8 мая).

⁷² Амфитеатров. Т. 22. С. 181.

⁷³ Муратова. С. 13.

⁷⁴ МИ.

⁷⁵ Арх. Г. Т. XIV. С. 340.

⁷⁶ Там же.

⁷⁷ АГ.

⁷⁸ Амфитеатров.

⁷⁹ Там же. С. 271.

⁸⁰ Там же. С. 281, 285, 302, 323.

⁸¹ Боровский В. И. А. Бунин // Боровский В. Литературно-критические статьи. М., 1948. С. 142. Статья Воровского появилась одновременно со статьями Горького и Амфитеатрова - в февральской книге журн. "Мысль".

⁸² "Современника" Амфитеатров с обидой писал ему: "Не думаю, чтобы хоть одна сколько-нибудь яркая и значительная черта в жизни "Современника" осталась в них (письмах. - Н. Д.) без освещения с моей стороны, хотя очень часто я недоумевал, надо ли это делать, потому что Ваши письма редко проявляли интерес к ходу журнала и иногда молчали о нем так выразительно, что я уже думал, приятен ли он Вам" (п. А--Г; п. от 9 ноября 1911 г.).

⁸³ Арх. Г. Т. IX. С. 111.

⁸⁴ АГ.

⁸⁵ Т. 48. С. 33.

⁸⁶ Арх. Г. Т. IX. С. 117.

⁸⁷ ЦГАЛИ,

⁸⁸ АГ.

⁸⁹ Там же. См. также Г--Ч.

⁹⁰ Там же.

⁹¹ Там же.

⁹² Арх. Г. "Современника" оказали воздействие и другие обстоятельства, в частности поведение Амфитеатрова по отношению к Шаляпину.

⁹³ АГ.

⁹⁴ Арх. Г. Т. IX. С. 121, 128.

⁹⁵ В. И. Ленин. Т. 48. С. 47--48.

⁹⁶ ф. 34.

⁹⁷ Амфитеатров. Т. 35. С. 236--237.

⁹⁸ В. И. Ленин и А. М. Горький.

⁹⁹ ЦГАЛИ, ф. 34.

¹⁰⁰ Там же.

¹⁰¹ Там же.

¹⁰² ЛН.

¹⁰³ Речь. 1916. No 198. 21 июля.

¹⁰⁴ Позже И. Д. Сытин отказался от участия в этом издании. Об этом можно судить по телеграмме к нему Амфитеатрова, посланной, очевидно, в августе 1916 г.: "10-го прибыл присланный Протопоповым Адрианов, назначенный во главе нового предприятия <...> неприятно удивлен, узнав, что Вы не принимаете участия в этом новом предприятии; между тем как в мае Протопопов говорил мне о Вас как о директоре. Судя по словам Адрианова, дело это безупречно в денежном смысле. Мне предлагают великолепные условия и широкие полномочия. В разговоре с Адриановым буду осторожен" (АГ). Однако в сентябре Амфитеатров писал Короленко, что организаторы газеты сами отказались от приглашения Сытина, так как считали, что он входит в "дело" с деньгами Путилова, за которым стоит банкир Рубинштейн, чье присутствие в новой газете было нежелательно для ее организаторов ф. 34).

¹⁰⁵ Там же.

¹⁰⁶ См.: Горький и Короленко.

¹⁰⁷ ф. 34.

¹⁰⁸ Русские записки. 1916. No 8.

¹⁰⁹ АГ.

¹¹⁰ ЛН. Т. 2. С. 183.

¹¹¹ Иорданский Н.

¹¹² ЦГАЛИ, ф. 34.

¹¹³ Там же.

¹¹⁴ Горький и Короленко.

¹¹⁵ АГ.

¹¹⁶ Арх. Г. Т. IX. С. 192.

¹¹⁷ ЦГАЛИ, ф. 34.

¹¹⁸ С. 91.

¹¹⁹ "Красное знамя" (ЦГАЛИ, ф. 34). До июля 1917 г. вышло два номера журнала. См. п. Амфитеатрова Золотареву. - Там же, ф. 218, оп. 2, ед. хр. 2, л. 8.

¹²⁰ "Грани", 1922. С. 138.

¹²¹ Вестник литературы. 1919. No 8.

¹²² Блок А. Собр. соч. Т. 8. С. 521--522. Стоит напомнить характеристику, данную Блоком переводу Амфитеатрова: "... хорошая пьеса, но я очень серьезно боюсь, что Амфитеатров не только внешне, но и внутренне исказил ее. Не говоря о том, что стихи - часто просто не стихи, отсутствует не только ритм, но и размер,-- я боюсь, что всей пьесе, при помощи сочных словечек и залихватского тона, сообщена вульгарность, идущая вразрез с ее подлинной демократичностью. Смешны, но смешны поэты-петраркисты, как думал Амфитеатров, стоящий далеко от стихов вообще и, очевидно, увлекавшийся иногда пародией на русскую современность, ненавистную ему, но Амфитеатров как-то по-буренински просто не разбирается, всё валит в одну кучу. У него... нет настоящей разницы между словарем петраркистов и словарем их противников, или эта разница подчеркивается улично,-- я сказал бы, как в театрах "миниатюр". Театру убыли не будет, если сделать все это тоньше, а в таком виде это может подействовать на дурные инстинкты и сослужить еще одну плохую службу культуре - прозвучать как фельетон из "Нового времени"".

¹²³ Блок А. Записные книжки. М., 1965. С. 493.

¹²⁴

¹²⁵ Там же. Надо сказать, что, заключая договоры, Амфитеатров получал значительные суммы, и его бесконечные жалобы на полное безденежье лишены основания. Кроме того, он получил достаточно крупную, даже по тем временам, сумму за постановку переведенной им пьесы "Рваный плащ". Впрочем, на постоянное безденежье Амфитеатров жаловался часто, как это видно из переписки, несмотря на крупные гонорары. Даже в первом, написанном после начала мировой войны, письме он прежде всего выразил беспокойство по поводу того, что не сможет получить деньги с издательства "Просвещение". См. п. от 11 августа 1914 г.

¹²⁶ В. И. Ленин.

¹²⁷ См.: Горестные заметки. С. 93.

¹²⁸ парижском "Возрождении", но даже и протестовал на его страницах против перепечатки своего фельетона "Господа Обмановы" во французской прессе, была своего рода "возвращением на круги своя". В 1902 г. из минусинской ссылки Амфитеатров подавал прошение о смягчении наказания. "Верноподданный государю-императору, русский верою и происхождением,- писал Амфитеатров,- я всегда проводил в печати идеи монархические и строго государственные: деятельность моя как публициста всегда отличалась патриотическим направлением..." (ЦГАЛИ,

¹²⁹

¹³⁰ АГ

¹³¹ Арх. Г. Т. XII. С. 247.

¹³² Там же. Т. XI. С. 214, 217-218, 245.