Между 11 или 12 [24 или 25] октября 1900, Н.-Новгород.
Был в Москве, но книжку Данилова [см. предыдущее письмо] нигде не нашёл. Может, Вы мне пришлёте, а я Вам возвращу её, прочитав?
Был в Ясной Поляне [8(21) октября 1900 г.]. Увёз оттуда огромную кучу впечатлений, в коих и по сей день разобраться не могу. Господи! Какая сволочь окружает Льва Николаевича! Я провёл там целый день с утра до вечера и всё присматривался к этим пошлым, лживым людям. Один иэ них - директор банка. Он не курил, не ел мяса, сожалел о том, что он не готтентот, а культурный человек и европеец, и, говоря о разврате в обществе, с ужасом хватался за голову. А я смотрел на него, и мне почему-то казалось, что он пьяница, обжора и бывает [в популярном кафешантане] у Омона [в Москве]. Мы вместе с ним поехали ночью на станцию, дорогой он с наслаждением запалил папиросу и начал препошло посмеиваться над вегетарианцами. С ним была дочь его - девушка лет 17, и, должно быть, очень чистая. На станции, в ожидании поезда, повинуясь неотвязному убеждению моему в его лживости, я заговорил об Омоне и - поймал вора! Да, он бывает в кабаках и даже спасал девицу из омонок, даже дал ей якобы 900 крон ради спасения её. Врёт, мерзавец! Не для спасения дал! Как скверно, фальшиво он рассказывал об этом! И всё при дочери, при девушке. Другой был тут, какой-то полуидиот из купцов, жалкий и мерзкий. Как они держатся! Лакей Льва - лучше их, у лакеев больше чувства собственного достоинства. А эти люди - прирождённые рабы, они ползают на брюхе, умиляются, готовы целовать ноги, лизать пятки графа. И - всё это фальшиво, не нужно им. Зачем они тут? Всё равно как скорпионы и сколопендры, они выползают на солнце, но те, хотя и гадкие, сидят смирно, а эти извиваются, шумят. Гадкое впечатление.
Очень понравилась мне графиня [Софья Андреевна, жена Л.Н.Толстого]. Раньше она мне не нравилась, но теперь я вижу в ней человека сильного, искреннего, вижу в ней - мать, верного стража интересов детей своих. Она много рассказывала мне о своей жизни, - не лёгкая жизнь, надо говорить правду! Нравится мне и то, что она говорит: "Я не выношу толстовцев, они омерзительны мне своей фальшью и лживостью". Говоря так, она не боится, что толстовцы, сидящие тут же, услышат её слова, и это увеличивает вес и ценность её слов.
Не понравился мне Лев Львович [сын Л.Н.Толстого]. Глупый он и надутый. Маленькая кометочка, не имеющая своего пути и ещё более ничтожная в свете того солнца, около которого беспутно копошится. Статьи Льва Николаевича "Рабство нашего времени", "В чем корень зла?" [такой статьи у Л.Н.Толстого нет, возможно "Где выход?"] и "Не убий" - произвели на меня впечатление наивных сочинений гимназиста. Так всё это плохо, так ненужно, однообразно и тяжело, и так не идёт к нему. Но когда он, Л[ев] Н[иколаевич], начал говорить о [Д.Н.] Мамине[-Сибиряке] - это было чёрт знает как хорошо, ярко, верно, сильно! И когда он начал передавать содержание "Отца Сергия" - это было удивительно сильно, и я слушал рассказ, ошеломлённый и красотой изложения, и простотой, и идеей. И смотрел на старика, как на водопад, как на стихийную творческую силищу. Изумительно велик этот человек, и поражает он живучестью своего духа, так поражает, что думаешь - подобный ему - невозможен. Но - и жесток он! В одном месте рассказа, где он с холодной яростью бога повалил в грязь своего Сергия, предварительно измучив его, - я чуть не заревел от жалости. Лев Толстой людей не любит, нет. Он судит их только, и судит жестоко, очень уж страшно. Не нравится мне его суждение о боге. Какой это бог? Это частица графа Льва Толстого, а не бог, тот бог, без которого жить людям нельзя. Говорит он, Л[ев] Н[иколаевич], про себя: "Я анархист". Отчасти - да. Но, разрушая одни правила, он строит другие, столь же суровые для людей, столь же тяжёлые, - это не анархизм, а губернаторство какое-то. Но всё сие покрывает "Отец Сергий".
Слышал от многих людей, что 39-е представление "Дяди Вани" прошло поразительно хорошо. Говорят, Вишневский [А.Л., исполнитель роли Войницкого] играл без крика и шума и так, что Лужский [В.В., исполнитель роли проф.Серебрякова] [Московского Художественного] театра. Ну, до свидания!
Ваш А. Пешков