Между 2 и 25 декабря 1934. Тессели
Дорогой Константин Александрович - получил Ваше письмо с вырезкой из «Ленгазеты» (не сохранилась; возможно, это была заметка «65 Миллионов оттисков» о вреде параллелизма в работе издательств Москвы и Ленинграда. – Ред.), а кроме того — два документа: один подписан группой лиц, работающей по изданию «Б[иблиоте]ки поэта», другой — группой работников библиотечных. Оба документа написаны весьма солидно и в строгом тоне.
Библиотекари убеждают меня, что изданные ленинградцами книжки серии «Б-ка поэта» весьма популярны и доходят до публики, а книги, изданные москвичами, — не доходят, да и не популярны. Но при наличии у нас книжного голода популярность книги не говорит о её качестве и о её полезности, — у нас и «Угрюм-река» (роман В.Я.Шишкова. – Ред.) популярна.
Группа ленинградцев, работающая по «Б-ке поэта», убеждённо отмечая научность своей работы, выражает «серьёзные опасения за дальнейшую судьбу данной серии» в том случае, если ленинградцы и москвичи объединятся в «Академии» для совместной работы. Опасение — не совсем понятное мне. Предполагая, что в той и другой группе работают люди серьёзные, искренно озабоченные успехом своей работы, освоившие её культурное значение, я не вижу причин, которые помешали бы этим людям договориться о типе издания книг по истории дореволюционной поэзии нашей и о том, чтоб придать книгам этим характер действительно научный, «педагогический».
Возвратимся к «началу начал». «Библиотека поэта» была задумана как история русской поэзии XVIII — XX вв. в образцах, биографиях, очерках эпох — именно так, а не иначе.
История всякого процесса имеет своё начало. Я неоднократно говорил и писал о том, что «Биб[лиотек]у поэта» следует начать с народной песни, с былины, с Тредьяковского, т.е. — именно «научно» и строго хронологически. Нужно показать, как и чего ради Дмитриевы, Цыгановы, Мерзляковы и прочие многие причёсывали народное творчество культурным гребнем «православия, самодержавия, народности», как барон Розен «создавал» либретто оперы «Жизнь за царя», и показать прочие многочисленные анекдоты, «имевшие место» в процессе стирания подлинного лица народа сёл, деревень, казённых фабрик и промыслов. От этого порядка и плана работы молча отказались. Работа сразу же приняла характер работы «по линии наименьшего сопротивления», по силе симпатии каждого «единоличника», по принципу «всяк молодец на свой образец». Одному приятен Рылеев, другому — Державин, третьему — Бенедиктов. Получился хаос, который мне приходится наблюдать не только по линии этой работы. А вместе с тем получилось хвастовство, которое я чувствую в словах ленинградцев, сказанных в письме ко мне: «Популяризировать можно только твёрдые достижения научных изысканий» и — далее: «Мы считаем совершенно необходимым приступить к изданию популярной серии». Значит: утверждается, что уже есть «твёрдые достижения». А я не верю в это, ибо таковые достижения могли бы явиться лишь в том случае, если работе была бы придана историческая последовательность в изображении процесса развития поэзии.
организации будет издаваться «Библиотека поэтов» в данном её виде и будет ли она издаваться самостоятельно, одновременно и дробно в Ленинграде, Конотопе, Москве, Обдорске и других местах.
хотя бы и не очень «научный», но серьёзный, стройный характер. Работа по идее своей заслуживает иного отношения, чем то, кое проявлено. Значит — вопрос таков: возможно объединение, или «Нева с Москвой-рекой — увы! — непримиримы»? Есть опасность, что, прожив ещё лет десяток и оглянувшись на то, каковы они были до 34 г. Включительно, - литераторы увидят себя очень смешными людями.
Я совершенно подавлен убийством Кирова, чувствую себя вдребезги разбитым и вообще — скверно. Очень я любил и уважал этого человека.