21 или 22 января [2 или 3 февраля] 1900, Н.Новгород.
Ну, вот и был я у Льва Николаевича. С той поры прошло уже восемь дней, а я всё ещё не могу оформить впечатления. Он меня поразил сначала своей внешностью: я представлял его не таким - выше ростом, шире костью. А он оказался маленьким старичком и почему-то напомнил мне рассказы о гениальном чудаке - Суворове. А когда он начал говорить - я слушал и изумлялся. Всё, что он говорит, было удивительно просто, глубоко и хотя иногда совершенно неверно - по-моему - но ужасно хорошо. Главное же - просто очень. В конце, он всё-таки - целый оркестр, но в нём не все трубы играют согласно. И это тоже очень хорошо, ибо - это очень человечно, т.е. свойственно человеку. В сущности - ужасно глупо называть человека гением. Совершенно непонятно, что такое - гений? Гораздо проще и яснее говорить - Лев Толстой, - это и кратко и совершенно оригинально, т.е. решительно ни на что не похоже и притом - как-то сильно, особенно сильно. Видеть Льва Николаевича - очень важно и полезно, хотя я отнюдь не считаю его чудом природы. Смотришь на него, и ужасно приятно чувствовать себя тоже человеком, сознавать, что человек может быть Львом Толстым. Вы понимаете? - за человека вообще приятно. Он очень хорошо отнёсся ко мне, но это, разумеется, не суть важно. Не важно и то, чт'о он говорил о моих рассказах, а важно как-то всё это, всё вместе: всё сказанное, его манера говорить, сидеть, смотреть на вас. Очень это слитно и могуче-красиво. Я всё не верил, что он атеист, хотя и чувствовал это, а теперь, когда я слышал, как он говорит о Христе, и видел его глаза, - слишком умные для верующего, - знаю, что он именно атеист, и глубокий. Ведь это так?
Просидел я у него более трёх часов, а потом попал в театр к третьему акту "Дяди Вани". Опять "Дядя Ваня". Опять. И ещё я нарочно поеду смотреть эту пьесу, взяв заранее билет. Я не считаю её перлом, но вижу в ней больше содержания, чем другие видят, - содержание в ней огромное, символистическое, и по форме она вещь совершенно оригинальная, бесподобная вещь. Жаль, что Вишневский не понимает дядю, но зато другие - один восторг! Впрочем, Астров у Станиславского немножко не такой, каким ему следует быть. Однако все они - играют дивно! Малый театр поразительно груб по сравнению с этой труппой. Какие они все умные, интеллигентные люди, сколько у них художественного чутья! [О. Л.] Книппер - дивная артистка [Московского Художественного театра. В "Дяде Ване" исполняла роль Елены Андреевны], прелестная женщина и большая умница. Как у неё хороши сцены с Соней. И Соня [артистка М.П.Лилина] - тоже прекрасно играла. Все, даже слуга - [артист М.Г.] Григорьев, - были великолепны, все прекрасно и тонко знали, что они делают, и - ей-богу, даже ошибочное представление Вишневского о дяде Ване можно простить ему за игру. Вообще этот [Московский Художественный] театр произвёл на меня впечатление солидного, серьёзного дела, большого дела. И как это идёт к нему, что нет музыки, не поднимается занавес, а раздвигается. Я, знаете, даже представить себе не мог такой игры и обстановки. Хорошо! Мне даже жаль, что я живу не в Москве, - так бы всё и ходил в этот чудесный театр. Видел Вашего брата, он стоял и хлопал. Никогда не хлопаю артистам - это обидно для них, т.е. должно быть обидно.
А что, видели Вы "Сирано де-Бержерак" на сцене? Я недавно видел и пришёл в восторг от пьесы.
Дорогу свободным гасконцам!
Мы южного неба сыны,
Мы все под полуденным солнцем
И с солнцем в крови рождены!
Однако - я утомил Вас, наверное? До свидания!
У меня - плеврит. Кашляю во всю мочь и не сплю ночей от боли в боку. Весной непременно поеду в Ялту лечиться.
А. Пешков