Ляцкий - Горькому
[Петербург. 20 марта/2 апреля 1913 г.]
20. III. 913
Дорогой Алексей Максимович.
Горько мне было читать Ваше последнее письмо1, и если бы не любил я Вас так, не знал бы, что отвечать Вам на него, кроме того, что я очень скорблю, что наши дороги разошлись.
Постараюсь теперь разъяснить Вам вкратце ряд коренных недоразумений.
Спешность и неделовитость моего первого письма к Вам2, несомненно, могли дать Вам повод сделать из него столь неправильные выводы.
Прежде всего я именно "застал настроение". Действительно, перспектива соединения с "Современным миром" так захватила Певина, купно с Богучарским и Щеголевым, что ко всем новым, для них неожиданным предложениям, они a priori были настроены не вполне сочувственно. Итак, я застал -- до всяких слов, мною сказанных:
1. Перспективу введения в соиздатели Иорданского, что сразу же прекращало действие моего соглашения с Певиным.
2. Удрученное настроение Певина состоянием подписки, что не позволило мне быть решительно против этого соединения.
3. Неизбежно большее участие всех остальных членов редакции в вопросах социального политического порядка при общем недовольстве Водовозовым.
Это я застал, а не создал своими словами.
Затем я сделал в весьма категоричной форме наше заявление. Оно не обсуждалось тогда, обменивались только мнениями. И вот тут-то зарыта собака. Вы были не прочь получать от меня, независимо от деловых писем, летучие наброски впечатлений, и вот с первым же таким наброском произошла неудача. Чрезвычайно сожалею, что допустил ряд непродуманных, случайно подвернувшихся под руку выражений, которых теперь даже не помню. Сожалею, что был дурно понят, но - еже писах, писах.
Певин же имел претензии оказывать какое-либо влияние на приглашение сотрудников, Богучарский - человек скромный, крайне деликатный и с большим тактом. То, что я сообщил Вам из их суждений, было не более, как их мнения, которым, пока вопрос не стал на почву окончательного обсуждения, они не придавали значения категорического императива. Повторяю, я поступил неосторожно, слишком положившись на наше взаимное понимание, но перспектива соединения с "Современным миром ставила - не забудьте - на очередь пересмотр всей нашей конституции, при котором голос Певина, отдавшего все свои средства идее "Современника", не мог не иметь видной, до известной степени решающей роли. Высокомерное отношение к нему было бы неправильным, и я никогда не простил бы себе, если бы, пользуясь своим договорным положением, стал вводить что-либо насильственно, не согласуясь с его взглядом на дело.
Вы видите, что вопросы, которые возникли здесь за время моего отсутствия, слишком серьезны, чтобы наши общие с Вами желания можно было ввести в жизнь одним моим простым или даже Вашим распоряжением, без согласования их с целым рядом параллельных обстоятельств. Выжидательное положение, которое я занял, предоставив Певину вырабатывать все прочие пункты соглашения с Иорданским, было единственно возможным в создавшемся конфликте интересов и мнений.
На это согласование должно неизбежно уходить время, и только теперь выясняется основа его в том виде, как Вам писал о том А[лексан]др Ник[олаевич].
Теперь о приглашении Богучарского:
Кроме прав, о которых мы не договорились на Капри прошлой осенью3, на мне лежала еще и обязанность обогащать литературные силы журнала. Если я пригласил для работы в историческом отделе Богучарского, не спросив у Вас, из-за многодневного срока, уходящего на обмен письмами, то ведь и Вы, не спросив меня, писали Муравьеву о лицах, Вами мне не называвшихся4. Очевидно, Ваше и мое приглашение сделано нами было на основании предполагавшейся внутренней солидарности и невозможности быстрого обмена мнениями. Затем я имел много случаев высказывать Вам соображения, по которым я пригласил Богучарского, и Вы признавали работу его, в пределах его компетенции, весьма ценной. В октябре прошлого года я тем более считал себя вправе пригласить Богучарского в качестве моего ближайшего сотрудника по историческому отделу, что в то время Вы сами ограничивали сферу Вашего ближайшего и преимущественного внимания - отделом художественно-литературным и областным; Ваше совещательное и направляющее влияние в других отделах сложилось само собой - на почве нашего взаимного сближения в общих интересах журнала.
Об идее блока левой оппозиции мы много говорили в дни моего первого свидания с Вами, и меня удивляет, что Вы забыли об этом. Дурно ли, хорошо ли редакционное заявление, сделанное осенью5, но идея блока там была подчеркнута весьма сильно, и Вы, по существу, не возражали против этого. Были ли Вы в этом случае последовательны, судите сами.
На примере областного отдела, поглотившего у Вас так много забот и времени, Вы видите, с каким трудом создается всякая новая стихия в журнале. Тем более, казалось бы, Вы должны были снисходительно отнестись к нашим ошибкам в отделе социально-политическом. И если Вы напоминаете мне взятое мною на себя обязательство относительно Степанова и Базарова, то позвольте Вам напомнить и то, что Вами же был назначен в половине апреля тот срок, когда на общем съезде предполагалось выработать окончательную программу, основной характер и самый способ ведения журнала.
Не мне говорить Вам, как трудно собирать в России людей у культурного дела, но разогнать, разметать тех, кто хочет идти с Вами по одному пути {Здесь и далее подчеркнуто Горьким.}, очень легко. Перед глазами у меня наша маленькая редакция, только что выслушавшая Ваше письмо-рецензию. Впечатление получилось самое удручающее. Сначала молчали, потом заговорили - все сразу. Стали обсуждать и тон и содержание. По тону - оно начальнический окрик. По существу - угроза.
Вы грозите выходом из числа "сотрудников" даже? Почему? Что такое сделал журнал, чтобы Ваше простое сотрудничество в нем стало невозможным? Если можно было бы6 понять Ваш выход из редакции, чтобы снять с себя ответственность за ее характер и способ ведения журнала, то угроза выйти из числа сотрудников является непонятной... Если плох журнал, приди и помоги, а нести тяжелую практическую работу ведения журнала под постоянным страхом возможности новых настроений самого влиятельного и чуткого сотрудника - тяжело. Одно учредительное собрание могло бы разрешить все недоумения и спасти дело, а не губить его на интеллигентский лад... Таков был смысл всех речей, говорившихся по поводу Вашего письма.
О моем заявлении Певину Вы знаете и можете сделать из этого соответствующий вывод7.
Но теперь, после получения Вашего последнего письма, и мое отношение к перспективе общей работы с Вами в редакции того или другого журнала, к глубокому моему огорчению, также изменилось. Ультимативность Ваших заявлений вызывает во мне, при величайшем желании работать с Вами, самый горячий протест.
Когда в наши отношения вошел такой клин, как "изменение Вашего лично ко мне отношения" по причине явного недоразумения, когда новое настроение Ваше владеет Вами так сильно, что Вы взятую на себя задачу "содействия" превращаете в "требование", сделать тут уже ничего нельзя, и остается лишь предоставить друг другу свободу от принятых на себя обязательств.
О Вашем возможном выходе из числа сотрудников не могу и подумать. Не говоря о том, что это нанесет окончательный удар "Современнику", это будет и обидой, совершенно незаслуженной, всему остальному составу сотрудников.
Тяжело до боли писать Вам все это. Чувствую, что все произошло от того, что душа Ваша рвется сюда, а сами Вы продолжаете оставаться на Капри, где развивается дух острой критики, слишком разжигающей нетерпеливое ожидание. Но - что делать! Видно, сбудется сказанное Вещим:
- и Побредешь ты, как слон, одиноко, шумя тростником...8 Отношу это к себе, конечно.
Всегда Вам преданный
Примечания
1 См. п. 54.
2 См. п. 52.
3 Т. е. в сентябре 1912 г.
4
5 О программе "Современника" // Современник. 1912. Кн. 12.
6 Горький простым карандашом вычеркнул "было бы" и написал сверху "еще".
7 Горький сообщал Тихонову 30 марта /12 апреля 1913 г. по поводу заявления Ляцкого: "Вы писали М[арии] Ф[едоровне], что Л[яцкий] "составил заявление, в котором он настаивает на реформе журнала", и что "копию этого заявления он отправил" мне раньше "длиннейший ответ".
Сообщаю, для характеристики Л[яцкого]: "заявление" до сего дня не получено мною, но "длиннейший ответ" я получил, посылаю Вам копию оного.
Я думаю, что Л. не способен - а в данном случае и не хотел - написать Певину заявление ультимативного характера, и мне не верится, что таковое написано, послано. Сомнение мое подтверждается и тем, что Вы текста заявления не видели, я его не получил" (Горьк. чт. 1959. С. 35).
8 Сборник бесед и поучений: Буддийская каноническая книга. М.: т-во скоропечатни А. А. Левенсон, 1899. С. 36 (ЛБГ, Описание).