Ляцкий Е. А. - Горькому М., 28 октября/10 ноября 1912 г.

Ляцкий - Горькому

28. Х/10 ноября 912

Москва, "Лоскутная"

Дорогой Алексей Максимович, попал я сюда in medias res {в самую суть (лат.).} отчитывания и отпевания юбилейного страстотерпца Бунина,-- и на третий день1 еле перевожу дух. Но об этом при свидании, да если и не расскажу, потеря невелика.

Итоги моего первого свидания с Н. К. Муравьевым. Состоялось оно в первый же день моего приезда в Москву, т. е. позавчера. Я умышленно не написал Вам вчера, чтобы дать впечатлению отстояться и тем облегчить мне задачу - дать Вам краткий, схематизированный и объективный отчет.

1. Принял он меня с таким высокомерием, с каким и директора департамента не принимают столоначальников. Сначала распек за то, что я не явился к нему раньше. Объяснение, что нужно было выпускать октябрь, готовить ноябрь, а сил редакционных немного, - не уважил. Потом повел настоящий допрос с пристрастием, при котором доминирующей нотой было то, что Вы, Алексей Максимович, поставили до известной степени условием своего участия в "Совр[еменнике]" передачу редакции в руки Потресова, Вересаева, Муравьева и с производными - Мартовым, Масловым, Неведомским (редактор литер[атурного] отд[ела]). На это я отвечал, что 1) Алексей Максимович не выражал неуважения к нынешним работникам журнала, такого условия ставить мне не мог и не ставил; 2) Если бы Ал. Макс, такое условие поставил, то я его не принял бы, ибо это означало бы, что вместо выполнения намеченного им и мною плана нам пришлось бы заняться решением уравнения со многими неизвестными. Я объяснил Муравьеву, что Ал. Макс, предлагал войти в соглашение, координировать силы, но ничего не навязывал2.

Дальше передаю диалогом.

- Позвольте, а вот тут, в письме Ал. Макс, сказано, что Вы готовы были бы и редакцию передать другому лицу, стало быть, устраняли даже себя...3

Я понял, что в руках опытного юриста я очутился в положении гоголевской свахи. И мне стало только обидно за каприйские звезды, под лучами которых мы мечтали найти молодую силу, которой вверили бы ведение журнала в нашем духе, в целях наилучшего осуществления наших идей.

И я ответствовал с живостью, не лишенной, так сказать, некоторого достоинства:

теперь был бы позорным бегством и неисполнением взятых на себя перед Ал. Макс, и издателем обязательств. Передать общее руководство журналом я согласился бы другому лицу лишь в том случае, если бы я уверовал в это лицо, что оно лучше меня выполнит задачу развития журнала в определенном нами направлении.

После этого Муравьев стал говорить о том, что у Вас, т. е. в "Совр.", ничего нет, нет ядра, нет экономических статей. Я спросил у него, видал ли он последние номера. Оказалось: он их не видел и говорит только понаслышке.

Наконец, я должен был дать ему понять, что так или иначе, но "Современник" идет вперед, что симпатии к нему и со стороны литературной публики, и со стороны читателей растут, и что на него, еще не рожденного литературного младенца с Потресовым и Вересаевым, я не склонен смотреть как на варягов, коим надлежит поклониться в ноги и сказать: "приидите княжити и воладети нами". Если они желают говорить о сотрудничестве, о редакционном участии, я к их услугам, а нет - так и не о чем и толковать.

И мне неожиданно стало ясно: он, вернее, они, раздражены, я сказал бы - возбуждены до скрежета зубовного Вашим участием в "Совр." и вообще нашим с Вами союзом. И Муравьев срывает на мне досаду.

Должно быть, это сказалось в моем тоне большей решительностью, потому что до того, утомленный суетным днем и бессонной ночью в вагоне, я вел себя порядочным тельцом, т. е. говорил недостаточно определенно, подчас смущенно, словно бы оправдывался в чем-то, вообще - гадко... Тут же я начал ставить точки над i и почувствовал, что г. юрист, "все толокший воду в ступе "формальных оснований возможных соглашений"", начал говорить со мной в тоне, приличествующем джентльмену, разглядевшему наконец, что перед ним - не истец с просроченными векселями. На этом основании я счел возможным продолжить разговор и с своей стороны поставить ряд вопросов о направлении, способах ведения, распределении редакционных портфелей и т. д.

Впечатление мое таково: они исходят не от плана, не от идей, но от лиц. Желают насадить меньшевистскую скуку, к истории и истории литературы имеют легкое, пренебрежительное отношение: "конечно, это, может быть, интересно", "весьма возможно, что этот отдел и важен в каком-либо смысле" и т. д. Конечно, Муравьев не ответствен за отношение Вересаева и Потресова, но таково именно отношение Муравьева. И для меня стало ясно: в их руках "Совр." не станет тем, чем он должен стать в наших, и что самое большое, что мы могли бы предложить им,-- это такое участие, которое обогатило бы нас силами, но ни на йоту не изменило бы характера и направления "Совр.".

Мы расстались, чтобы обдумать взаимно сказанное. Сегодня после 3-х он будет у меня. Пока что у меня доформулировались следующие основы соглашения (в которые мало верю):

2. Редакц[ионное] участие Потресова в эконом[ическом] и социальном отделе.

3. Участие Муравьева в роли ред[актора] судебно-общественного отдела.

4. Сотрудничество Неведомского в роли литературного критика при Вашем на то согласии4.

О Вересаеве не говорю, п[отому] ч[то] его желания мне неизвестны.

В 2 ч. дня.

Познакомился на чествовании с В. В. Вересаевым, к[отор]ый зашел ко мне и провел у меня минут 20. Выразил общее сочувствие, дал имя для списка сотрудников, сказал, что "близкого" участия принять не может по двум соображениям: 1) дать ему нечего, п[отому] ч[то] он чувствует себя больным и почти ничего не работает, 2) общая программа "Совр.", без уклона в сторону меньшевизма, кажется ему несколько неопределенной. Был вообще сосредоточенно кисловат и вял.

Договорились: он вызовет Потресова телеграммой, и мы побеседуем сообща.

На чем станем, о том сообщу.

Теперь же посылаю Вам это письмо, потому что многократно был прерываем поэтами и поэтессами, жаждавшими читать мне свои вирши.

До завтра, если не умру под юбилейным колесом.

Марии Федоровне и товарищам нашим - сердечный привет.

P. S. Прилагаю только что переданные мне стихи. Я их не читал. Если не понравятся, пришлите мне оригинал.

Примечания

1 Речь идет о торжествах в Москве в связи с 25-летием литературной деятельности Ив. Бунина. Утром 28 октября в большом зале "Лоскутной" гостиницы, где остановился И. Бунин (и где жил в то время Ляцкий) собрались представители различных учреждений и обществ.

2 См.: Г--М, п. 5.

3 "Ляцкий писал мне, что Муравьев встретил его сурово и враждебно, это - напрасно! Конечно, Ляцкий неясно представляет, что нужно делать, но - яснее ли его представляет это Муравьев? Во всяком случае у Ляцкого есть преимущество: он отходит от идеи, а не от лиц. Г. г. Мартовы - Масловы желали бы взвалить на мою спину свой все более дряхлеющий меньшевизм - благодарю!" (Арх. Г.

4 М. Неведомский (Михаил Петрович Миклашевский; 1866--1943) - литературный критик. С 90-х годов активно сотрудничал в русской журнальной периодике. Его общественно-литературные позиции во многом определялись близостью к меньшевизму.