Амфитеатров - Горькому
[Леванто.] 1913. XI. 16
Дорогой Алексей Максимович.
Из стихов Зубовского взял 3 1/2: "Жизнь", "Марево", "Осень" и первую половину "Сна у костра"1. Остальное - рифмичество в хромых размерах. Кстати: куда контора должна послать гонорар для Кирилла Волгина за "Антипку"? Я поставил его во 2-й сборник, который выйдет 1/14 декабря.
Второе Ваше письмо о "Бесах" мне понравилось, а от первого выл. Не за "поругание" Достоевского, конечно, коему мало еще "накладено" по грехам его, а потому, что уж очень Вы много важности придаете театру вообще, Художественному в особенности, и тем поддерживаете престиж театрального миража и психопатии, в России принявших размеры совершенно противообщественные и преотвратительно сказывающиеся на русском политическом, т. е., вернее сказать, аполитическом, настроении... Очень это важно, подумаешь, что один театр ставит то, другой это. Торгуют люди развлечением - ну и, стало быть, согласно рыночному закону, должны соответствовать спрос предложению. А высшие цели и громкие слова в театральном деле - золотые буквы на переплете "Декамерона", сделанном в формате молитвенника, чтобы не зазорно было пред энтузиастами, Шиллерами и Дон-Кихотами, которых театр пожирает (во образе актеров, авторов и искренней невропатической публики), и для того, чтобы делу "по существу праздному" (Шиллер) придать личину чего-то первоклассно важного... Понимаю сразиться за "Бесов" с Достоевским, за "Анатэму" с Андреевым, за смертолюбие с Сологубом - словом, всякое литературное идейное сражение понимаю. Но какое нам, писателям, дело до репертуара театра Имярека - хоть убей, не понимаю. Покойный Щеглов2 имел простодушную поговорку, подслушанную у володимирского мужика, который увидал в окне книжного магазина "Историю русской литературы" и поразился ее толщиною:
"-- Что ж? Каждый добыват свой хлеб, как могит". Так и театры, и люди театра - одни сознательно, другие бессознательно, в том лишь разница...
От вердикта по делу Бейлиса я, признаюсь, тоже не в восторге, и ни на народный университет в честь этого вердикта, ни на монумент Грузенбергу3 "Русского слова". Бейлис выскочил и шкуру спас, а ритуал, как в дореформенном суде, оставлен в подозрении. Что тут радостного? Сейчас Герм. Ал. окончательно отнял у меня всякое довольство сообщением, что "Бейлис-то едва-едва и уж именно "выскочил"", ибо голоса присяжных поделились 6 против 6, "что, как известно, обращается по закону в пользу подсудимого". Так что умиляться великою правдою, живущею в душе русского серого человека, тоже не погодим ли? При том-то страшном напряжении спасательной энергии, которое явила русская интеллигенция, запрягшаяся в это дело от мала до велика,-- такой ничтожный результат!
А вот сейчас надо что-нибудь всерьез предпринимать в смысле борьбы с мифом ритуала, оставленным в подозрении. Ибо не хочу я быть Дурным пророком, но
Змея израненная злее,
Чем невредимая змея.
Думаю, что касается меня лично, обработать из моей "Арки Тита" главу о ритуале в народное издание и, авось, найду издателя, который бросит его в народ копеечной книжкой тысячах в пятидесяти экземпляров. Но это капля в море, да и чего стоят единичные усилия... А коллективы интеллигентско-литераторские, знай, безмолвствуют, либо говорят весьма благородно, но - "промеж себя", для интеллигентов же.
"Энергией", тем паче что сейчас в страшно неписательном настроении... В числе многого получил прелюбопытное письмо от Леонида Андреева, которым и очень доволен, и очень озабочен. Доволен потому, что я не ожидал, чтобы он был такой искренний, экспансивный, широкой души и прямо-таки хороший насквозь малый, каким это письмо его рисует, а озадачило потому, что - матиньки! написал он мне целую теоретическую исповедь свою, а я не знаю, как ему отвечать: не что, а как - потому что является он в ней первобыт первобытом, и придется, значит, говорить с ним о таких азах и Америках, с которыми подступать к столь знаменитому писателю просто-таки неловко... Из мест, в которых он пишет о Вас, видно, что он Вас очень любит, и с большим "надрывом"4. Вообще в письме у него в тысячу раз более страстная душа, чем в сочинениях. Очень интересуюсь однажды лично с ним познакомиться.
Я, кажется, нашел недурного критика-обозревателя, только уж очень свиреп, приходится укрощать и даже холостить. Во 2-й "Энергии" будет его журнальный обзор5, на который он много положил труда.
Были у меня братья Золотаревы6 извинил, и пили мы всякое вино, приговаривая linquo! {оставлять (лат.). Здесь в значении "пусть не иссякнет!"}
От него узнал, что здоровье Ваше хорошо... Уж как же я рад! Ну, вот и - "довольно уж ты вяканья моего слышал!"
До свидания. Всего Вам хорошего. Герм. Ал. все спрашивает, каких Вы мыслей насчет возврата в Россию. А я откуда знаю?
Примечания
1 Упоминаемые Амфитеатровым стихотворения Ю. Н. Зубовского, кроме "Осени", были напечатаны в сб. 3 "Энергия".
2 Щеглов (псевд. Ивана Леонтьевича Леонтьева) (1855--1911) - русский писатель, драматург, автор книг по истории театра.
3
4 Речь идет о п. Андреева Амфитеатрову от 14 октября 1913 г., в котором Андреев в ответ на предложение печататься в сборниках "Энергия" изложил свое понимание искусства: "Может быть, это просто недостаток силы - но я никогда не мог вполне выразить свое отношение к миру в плане реалистического письма <...> Для всех серьезно мыслящих и живущих жизнь - мистерия, и весь вопрос - для меня, оговариваюсь! - в том, на чьей стороне человек, а не в том, предпочитает ли он "символы" для выражения своих чувств или форму тургеневско-купринского романа. Пусть даже кубом выражается или излучением - только выражал бы он человека, а не свинью в ермолке! И вот в этом отношении - позволю себе утверждать это - я никогда не был враждебен ни вам, ни Горькому, ни даже Луначарскому <...> И вот скажу Вам откровенно, из уважения к вам, желая быть правдивым до конца: ваш догматический реализм, обязательный для всех времен, племен и народов, я считаю началом враждебным не только себе, но и самой вечно развивающейся, творящей форме, как и суть свободной жизни <...> Вот я не могу без тоски думать о Горьком. Величайший романтик, огромнейший (и совсем не использованный) талант, первый, быть может, во всей литературе рыцарь пролетариата -- он вверх и вниз катает Сизифов камень реализма, свой чудесный и вещий сон о пролетариате мучительно распяливает на четырех правилах арифметики" (ЛН. Т. 72. С. 540--542).
5 "Энергия" журнального обзора нет.
6 А. А. и Н. А. Золотаревы.