Амфитеатров - Горькому
Fezzano. 1911. IX. 18
Дорогой Алексей Максимович!
Из того, что у вас находится Ф. И. Шаляпин и Вы предлагаете мне повидаться с ним, заключаю, что Ф. И. разорвал контракт с Императорским театром1 "в ту сторону идти не хочет", с такою же яркостью, как ярки были факты, доказывавшие, что он в ту сторону идти хочет и идет. Если это так, то решительно ничего не имею против визита Федора Ивановича, охотно его приму и пожму ему руку, ибо его артистическую силу я ценю высоко.
Но, к сожалению, в письме Вашем нет никаких указаний на какое-либо выступление Ф. И. Шаляпина в сказанном направлении. Если мое предположение верно, будьте ласковы меня о том уведомить. Если же я ошибаюсь и Ваше свидание состоялось только на почве старой дружбы, восторжествовавшей над временными принципиальными разногласиями, то я должен уклониться от предлагаемой Вами встречи с Федором Ивановичем.
Вы предлагаете с кем-то "драться" за Шаляпина. В свое время я выполнил эту обязанность к великому таланту и человеку, которого любил, и много дрался за Ф. И. Шаляпина. Полагаю, что в настоящее время драться за него - это значило бы драться с ним самим. Полагаю также, что и палка наша, которой мы могли бы драться, немножко слишком коротка сравнительно с дубиною конторы императорских театров, Гинцбурга и т. п. "Забот" Шаляпин весьма стоил, но и имел он их со всех сторон предостаточно. Почти сорокалетнему мужику пора самому знать, с кем он, кто он, что он и куда идет.
В письме Вашем самые выразительные для характеристики Шаляпина строки: "Пробудет он здесь до 12-то 19-то у него в Питере спектакль "Борис"". Извините, но сие предсезонное паломничество (после парижских свистков и в предчувствии русских) не возвысило Шаляпина в моих глазах.
Метафора о льве... полно Вам! Кто его связывал? кто отдавал на съедение свиньям? Не было и нет порядочного человека, сколько-нибудь к нему близкого, который не протестовал бы против его злоупотреблений своим талантом и обаянием, против разменивания большой личности на денежную авантюру и барство, в которых он увяз. Что ему плохо и трудно, верю, ибо и в писании сказано: "горе грешнику, на две стези ходящу". Но это поправимо лишь одним способом: надо перестать двуручничать. К сожалению, этого последнего занятия он не только не прекращает, но еще расширяет его область. Сперва двуручничал между революционными дружбами и придворным холопством, теперь распространяет двуручную систему и на искусство. Разве можно верить, что искренно любит свое искусство "Дон-Кихотами", "Старыми орлами", "Иванами Грозными"2
Павел Милюков - за Павла Милюкова и отвечает. (Не говоря уж о разницах в характере деятельности.) Трепка печатная ему и давалась, и дается, и будет даваться такая, что Шаляпину и во сне не снилась. Шаляпин же пятнадцать лет ехал на титуле "друга Горького" и на репутации артиста-революционера, как на весьма добрых пристяжных к кореннику своего таланта. Десятки мелких грехов против этой репутации были ему прощены за талант. Но публичный срам, которому он подверг эту свою репутацию, ранил общество и нас всех гораздо глубже, чем самого Шаляпина. Вы говорите об его символическом значении. Вот именно. Символ-то и был осквернен так, что сосуд в честь обратился сосудом в поношение. Мнения свои об "оппозиции его величества" я столько раз высказывал и устно, и письменно, и печатно, что повторять их полагаю излишне. Но естественно, что, отрицая "оппозицию его величества", я тем менее имею права на сближение с "дворнею его величества".
Словом, дорогой Алексей Максимович, давайте - похороним в отношениях наших этот шаляпинский вопрос однажды навсегда. Шаляпиным я уже переболел очень мучительно и трудно - у меня к нему нет решительно никакого дурного личного чувства, как к человеку, от всей души желаю ему успехов, богатства, счастливой жизни, но я не нахожу в себе ни уважения к нему, ни веры в него. Видеться при таких условиях (исключая возможность, о которой я говорил в первых строках своего письма) было бы и бесполезно, и тяжело. Отболело - и довольно. У меня к нему нет больше ни дурного, ни хорошего отношения. Это - просто вычеркнутый из моей жизни номер.
Ваш Ал. Амфитеатров
Примечания
1 Ф. И. Шаляпин писал Горькому 31 июля: "Я уже думаю о том, чтобы больше не возвращаться не только на императорскую сцену, но даже и в Россию вообще, но это выходит тоже не очень складно. Оно, конечно, я пою то тут, то там в Европе, но, в сущности, какой же я итальянский или французский артист. Ведь если я уйду совершенно из России, то и искусству моему будет конец <...> В России думал я иногда о своем театре. Но это же для меня невозможно <...> Петь в частных театрах?.. Это и того хуже... Такие выверты, такие стили модерн, что не только петь в этих театрах, а и слушать, что там говорят и играют, - тошнехонько"
2 "Дон-Кихот" - опера Ж. Масснэ, "Старый орел" и "Иван Грозный" - оперы Р. Гюнсбурга. Лопатин не согласился с этими высказываниями Амфитеатрова. Его возражения см.: Л--А, п. 17. Один из рецензентов писал по поводу выступления Шаляпина в опере "Иван Грозный": "... Какой колоссальный, чисто русский талант Шаляпина! Ему нужно либретто Пушкина, Лермонтова, Алексея Толстого, ему нужна музыка Мусоргского, Глинки, Вагнера, ему нужен театр La Scala, московский Большой театр! И этот талант-колосс бьется на крошечной сцене Монте-Карло, как орел в раззолоченной клетке попугая, и негде развернуться гению: жалкая музыка, жалкий антураж" "Иван Грозный" в Монте-Карло// Театр и искусство. 1911. No 11. С. 238).