Амфитеатров - Горькому
Fezzano. 1911. II. 11
Дорогой Алексей Максимович.
Успели ли получить "Современник"? Уже конфискован за "Не-наших" Герм[анна] Ал[ександровича]1. Конечно, это придирка, а за "вообще". Думаю, что успели спасти довольное количестве экз[емпляров], так как книжка вышла в понедельник, поступила на рынок во вторник, а в субботу была конфискована. Вышла-то, собственно, в воскресенье, да Певин вовремя заметил, что на 16-й стр. в Вашем рассказе2 типография (вообще убийственная) сделала безграмотный пропуск, - остановил выход и перепечатал лист, так что этими экземплярами испорченными только члены редакции награждены. Сколько я из-за этого переволновался, можете себе представить.
Теперь, к сожалению, буду писать Вам очень неприятную вещь - опять о Федоре Шаляпине. Вы, вероятно, читали его интервью по поводу коленопреклонения, что он мужик и не может видеть без волнения царя-батюшки. Что он стал холопом, черт с ним, ему же хуже, но то, что он Вас к этому делу припутал, это уже не холопство, а подлость. Я даже не ожидал, что по этому поводу даже какое-нибудь "Утро России" зарычать сумеет 3. Теперь же я Вам должен объяснить одну штуку, по которой это подло и вредно в особенности. Когда Тихонов, Коялович и Певин были здесь, я заметил, что у них есть какой-то вопрос о Вас, а сказать не решаются. Наконец Тихонов проболтался. Оказывается, в Петербурге распускается усиленно слух, что Вы просили у царя помилования и права возвратиться на родину и что не сегодня-завтра милость сия будет Вам дарована. Как эта гнусная сплетня действует на умы, сами можете легко представить. Мне не хотелось Вам этого сообщать, но - раз Федор Иванович обращает Вас в таком щекотливом случае в щит свой, полагаю, что дальнейшее молчание было бы неудобно и повлекло бы к дурным последствиям. Советовать Вам решительно ничего себе не позволю, но думаю, что как-нибудь Вам Федорову болтовню надо бы оборвать - тем более что болтает он направо и налево, как мне из Москвы пишут. Между прочим, получил о том же письмо от сына моего с такою подробностью. Овация в "Борисе" была полицейски подготовлена потому, что при предшествовавшем посещении царем театра публика не требовала повторения гимна, а при появлении царя в ложе раздалось шиканье. Кстати: прилагаю Вам то письмо, которое я тогда послал Федору. Теперь очень жалею, что не крепче.
Ах, эта андреевская история - кошмар поганый какой-то.
4, и без подражания Гусеву-Оренб[ургскому]. Вольного, согласно его письму, немножко переделал.
Навязывал мне Тихонов5 в редакцию Сургучева секретарем. А теперь получились об этом Сургучеве сведения такие, что, если правда, то его ни к какой редакции подпускать нельзя: будто он, как Тих. выражается, "двуручничает" - "Знанию" дает рассказы, а в Ставрополе редактирует черносотенную газету и держит весьма грязного типа трактир, в коем мордобойствует во вкусе подъесаула Родионова 6. Я написал Тихонову, чтобы он не был бабой, у которой человек в воскресенье ангел, а в понедельник утром - сукин сын. Но все-таки смутило меня это очень. В секретари редакции страшно сажать. Не знаете ли чего об этом парне и нет ли кого нейтрального в Ставрополе, у кого возможно было бы справки собрать?
Я сейчас в Короленку влюбился. Пишу о нем с благоговением7.
Хороший мужик.
Милые воспоминания Феликс Волховский прислал. Хоть и с детства начинает, а хорошо 8.
До свидания. Сердечный привет Марии Федоровне. Очень прошу простить, что не ответил на последнее письмо: совсем измотался. До свидания, дорогой! Всего Вам хорошего.
Примечания
1 Публикация очерка Лопатина "Не-наши" в кн. 1 "Современника" сопровождалась примечанием от редакции, в котором сообщалось, что этот очерк был впервые напечатан в 1874 г. в т. III журн. "Вперед!" и что он был написан "по свежим воспоминаниям о совместном житье с<...> "Не-нашими" в Иркутском остроге".
""Не-наши",-- писал Лопатин,-- представители "странной секты", "истинные аскеты и мученики своих убеждений", которые отрицали "Бога и черта", принадлежность к какой бы то ни было религии или секте, царя, духовенство, гражданское и военное начальство, законы, нравы, обычаи, одним словом все, кроме собственного авторитета" (с. 62).
2 Рассказ "Жалобы" (I). Журн. "Современник" набирался в типографии "Т-во художеств<енной> печати" (СПб.).
3 "Столичная молва" появилось мнимое интервью Шаляпина о происшедшем в Мариинском театре, которое затем обошло многие газеты. Шаляпину приписывались следующие слова: "... это был <...> патриотический порыв, который охватил меня безотчетно, едва я увидел императорскую ложу <...> Правда, была еще одна мысль. Была мысль просить за моего старого друга Максима Горького, надеясь на милосердие государя". На следующий день это интервью было перепечатано в газ. "Утро России" в заметке ""Счастливый момент" в жизни Шаляпина" (1911, No 9. 25 янв./7 февр.) с критическими комментариями: "Неизвестно, для какой надобности потребовалась ссылка на Максима Горького, который, конечно, никогда бы не воспользовался услугой своего счастливого друга, инсценированной в такой обстановке". Несколько позднее Шаляпин категорически опроверг газетные информации в письме к адвокату Волькенштейну: "Газеты подняли бурю <...> и напечатали интервью с сотрудником, которого я и в глаза не видел..." (Одесские новости. 1911. No 8361. 6/19 марта).
4 Вережников А. Человеческие радости//Современник. 1911. Кн. 3.
5 В. А. Тихонов.
6 Сургучев долгое время жил в Ставрополе. В 1911 г. был редактором ставропольской общественно-литературной газ. "Наш край" (с No 8). Газета издавалась Обществом Северо-кавказских овцеводов. Издание прекратилось в 1911 г.
7
8 Отрывки одной человеческой жизни // Современник. 1911. Кн. 4.