ПОСЛЕСЛОВИЕ К РАССКАЗУ КЛАВДИИ ГРОС
Рассказ написан лучше, чем нужно бы. Жаль, это умаляет его внутреннее достоинство. О таких вещах нужно писать грубее, так, чтоб каждое слово входило в грудь читателя, как гвоздь в дерево, - глубоко и плотно. В таком случае можно бы надеяться на более сильный отзвук. Ибо всегда искреннее и громче кричит человек тогда, когда ему больно.
Посмотрите, как эта девушка любит детей... И как она искренна: одну из своих крестниц она не любила, - об этом ей можно б и не говорить. Но она говорит - просто, прямо. Искренность всюду звучит в этом рассказе. Но однако в нём есть одно лживое место. Таким я считаю сцену в беседке со студентом академии и револьвером. Я думаю, что ничего этого не было. Наверно, девушка выдумала всё это, а теперь, может быть, искренно верит, что так и было. Её ложь - хорошая ложь. Мой покойный товарищ Саша Коновалов именно эту ложь имел в виду, когда говорил, что "иногда враньё-то лучше правды объясняет человека!"
Источник этой лжи - страстное и каждому человеку, кто б он ни был, более или менее, но необходимо присущее желание чего-либо благородного, героического, истинно человечного. Такое - редко в проклятых условиях жизни, в которых человек скован и - нет свободы творческому духу его! Хорошее - приходится выдумывать, ибо все звенья цепи, которой мы скованы, одинаково тяжелы и все до ран перетирают тело. И если б только тело!
Женский, человеческий стыд тоже жив у этой продажной девушки. Рассказывая о поездке в вагоне с офицером, она пишет: "Он был порядочный... не злоупотреблял моей беззащитностью..." "Мы ехали больше недели", - говорит она и - ставит точки. Вы должны понять, что эти точки - слёзы стыда, обидные, горькие слёзы.
"Он был порядочный, он не злоупотреблял моей беззащитностью... Но ведь у меня не было гроша за душой... я была истощена голодом..."
У мужчины не хватило догадки накормить голодную и, очевидно, не нашлось ни стыда, ни совести для того, чтобы отказаться от её тела, - от платы, предложенной ему за рубль, нужный ей на хлеб.
Здесь она продаёт себя с голода, дальше торгует собой ради удовлетворения прихотей любовника... Разумеется, она продавалась и просто "так", без необходимости. Иногда это бывало из удальства, иногда по минутному увлечению какой-нибудь красивой рожей.
Но чаще всего - я это знаю - она падала в грязь "от скуки жизни". "Скука жизни" - это страшная, тёмная силища, которая одним дуновением своим может искалечить слабого человека на всю жизнь. От неё спиваются, сходят с ума, развратничают, убивают... Она может зародиться в глубине всякой души, потому что она есть опять-таки инстинктивная тоска духа человеческого о хорошем, о красоте жизни, о свободе...
Вы слышали, проститутка спрашивает:
- А разве человек без веры жить может?
И отвечает:
- Нет!..
И, может быть, именно в то время, когда этот её вопрос, ещё не решённый ею, жёг ей сердце, кто-нибудь из нас обнимал её пьяными объятиями, целовал слюнявыми губами и, досадуя на то, что она вяло отвечает на ласки, говорил ей:
- Что ты как-кая невесёлая, а? Ну же! Будь поразвяз-зней... я тебе прибавлю двугривенный!..
...Для чего я говорю всё это? Чтобы вы чувствовали - живых людей давим, живые умерщвляем души.
Быть может, найдутся люди, которые с брезгливой миной скажут:
- Зачем всё это печатать? Нелепая идея! В литературе совсем не место проституткам с их россказнями...
Это будут глупые и лживые слова. В литературе место всякой правде. И в ней есть проститутки с россказнями, есть, к сожалению. Их имена хорошо известны для того, чтобы здесь называть их. Адреса их знают те, кому они продаются.
о том, что надо уважать человека, и о необходимости для всех
людей - свободы! свободы! свободы!
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано в газете "Северный курьер", 1899, номер 15 от 15 ноября, в виде заключения к рассказу Клавдии Грос.
См. также письмо М.Горького А.П.Чехову по этому поводу.