• Наши партнеры
    Новости чувашии городская газета чебоксарские новости.
    Все онлаи Игры pirate-store.ru.
  • Ирина Бочарова. Согласно голосу совести

    Согласно голосу совести

    В архиве М. Горького хранится большая переписка М. Горького и М. Осоргина. К сожалению, до нас дошло только пять писем Горького к Осоргину в черновиках: как сообщила Т. Бакунина, горьковские письма были изъяты немцами в сентябре 1940 года; их местонахождение до сих пор неизвестно. Письма М. Осоргина, адресованные М. Горькому, много лет пролежали в спецхране.

    В письмах Осоргина поражает прежде всего их тональность: удивительная тональность человека, который уважает корреспондента, способен выслушать его и понять и при этом ясно и свободно передать свою правду, не навязывая ее собеседнику. Это качество, характерное, как я узнала позднее, для Осоргина как личности в целом, объясняет длительность данной переписки (1910 - 1936 гг.). А ведь восприятие и оценки одних и тех же явлений чаще всего у Горького и Осоргина были различны. Вспоминаются слова Горького, обращенные к Осоргину, которые могли бы стать эпиграфом к этой переписке: "Мы оба дети одной матери и одной эпохи, настроенные так разнотонно"1.

    -------------------

    1 -- РГАЛИ. Ф. 1464. Оп. 1. Д. 51.

    Назовем лишь некоторые, наиболее существенные темы писем. Прежде всего это беседа двух литераторов: одного, уже всемирно известного художника (о котором Осоргин впоследствии написал: "Он был одной из замечательных и несомненных фигур первой трети XX века. Мимо него история русской литературы и даже русской революции никоим образом пройти не может. Это могли бы признать даже злейшие его враги")2 с другим, только входящим в большую литературу, несмотря на то, что за его плечами было тридцать лет литературно-журналистской работы. Осенью 1924 года Горький предложил Осоргину участие в своем журнале "Беседа" (издавался в Берлине, Горький надеялся на пересылку журнала в Россию). Осоргин после некоторых колебаний послал первую часть неоконченного еще романа "Сивцев Вражек". Вскоре был получен ответ Горького с пространным анализом главной темы произведения, в целом - очень доброжелательный. "Искренно желаю Вам удачи и меня сильно волнует, - писал Горький, - Ваше начинание, значимость коего я понимаю"3. Отзыв Горького - первого читателя и критика романа - несомненно стимулировал дальнейший путь Осоргина-художника.

    -------------------

    2 -- Там же.

    3 -- Архив М. Горького.

    С 1924 года их "литературная беседа" в письмах приобрела постоянный характер. Оба понимали, что политические события, происходящие в России, разрывают живой организм единой русской культуры, и оба, с разных сторон, пытались этот процесс предотвратить. "Восстановить напрасно прерванную связь многих из нас с многими "там", - писал Осоргин в феврале 1925 года, - и можно, и нужно. Все же и здесь не все и не совсем умерли, и там не все развинтились и потеряли независимое писательское лицо"4. Это была одна из причин их взаимозаинтересованности. Начинается обмен книгами и отзывами о них. Осоргин просит Горького информировать его о всех новинках советской литературы, в свою очередь рассказывает Горькому о событиях парижской литературной жизни. Один только перечень имен, которые упоминаются в переписке, дает представление о диапазоне их литературных бесед: с советской стороны - А. Фадеев, К. Чуковский, Ю. Олеша, Л. Леонов, Б. Пильняк, Ф. Гладков, А. Соболь, А. Белый, Б. Лавренев, П. Романов, С. Сергеев-Ценский, Б. Пастернак, А. Ахматова, В. Маяковский, Ал. Толстой, М. Шолохов, В. Каверин, М.Булгаков, В. Шкловский; со стороны эмигрантской литературы - Ф. Степун, В. Ходасевич, З. Гиппиус, Г. Адамович, В. Набоков, Ив. Бунин, И. Шмелев, М. Алданов, Г. Газданов...

    -------------------

    4 -- Там же.

    Оба корреспондента старались не затрагивать в письмах острых политических вопросов. Однако в обстановке раскаленной политизации, которая происходила в двадцатые годы и в советской, и в эмигрантской литературной среде, почти невозможно было удержать диалог в рамках чисто литературных. Особый интерес представляет письмо Осоргина от 19 августа 1926 года о смерти Ф. Э. Дзержинского.

    После смерти главного чекиста СССР Горький написал взволнованное письмо Я. С. Ганецкому, в котором дал высокую оценку Дзержинскому как человеку и революционеру, присоединяясь к словам Е. П. Пешковой, которая писала ему: "Нет больше прекрасного человека, бесконечно дорогого каждому, кто знал его". Советские газеты - "Правда" и "Известия" - перепечатали это письмо 11 августа как некролог: "Максим Горький о тов. Дзержинском". Эмигрантская печать немедленно и резко отреагировала на эту публикацию, ставшую вехой в процессе разрыва эмиграции с Горьким.

    М. А. Осоргин воздержался от высказывания своей реакции в печати, но счел нужным совершенно определенно, без обиняков выразить все, что он по этому поводу думал, в личном письме. Приведем его полностью, поскольку оно представляет большой общественный интерес и в наши дни: "Я читал Ваше письмо о Дзержинском, напечатанное в "Изв(естиях)".

    Я знаю, что судить можно только того человека, которого знаешь близко, и что душа человека - потемки, и что действующий согласно с голосом совести прав и нравственен даже тогда, когда он душит ребенка и насилует мать, - все это я твердо знаю и проповедую. Знаю также тяжкий путь, пройденный Дзержинским, и его бескорыстие личное. Видал его мало, говорил с ним только раз, и то три слова. Но, Алексей Максимович, но Марата, Робеспьера и других героев гильотины я только издали и литературно могу почитать людьми и даже героями. В приближении же (хотя бы в портретах Ленотра) они, конечно, злодеи.

    Не потому злодеи, что убийцы. Террорист в моих глазах не злодей, но только "красный" террорист, революционный; а "белый", т. е. власть имеющий, убивающий от имени и правом государства, равен убийце вульгарному, а, впрочем, много его хуже. "Взять на себя грехи мира", нести на плечах моральную ответственность за всех и пр. - все это прекрасные слова, но только слова. Литературно я готов любого "мосье де Пари", как и нашего самодержавного или большевистского палача, признать интересной фигурой и выделить с любовью (тоже литературной). В "славном воре и разбойнике Ваньке Каине" легко вижу человека. Но "государственный убийца", инициативный палач - уже не человек, а извращение идеи человека, и ни человеческой к нему любви, ни оправданий его - во мне найтись не может. Жалеть больного - я плохой для этого христианин. Наша "слюнявая интеллигенция", которая на словах все принимала и освящала, а на деле испугалась и отступила, стократ права; эта сторона ее слюнявости почтенна и свята.

    Дзержинский был "топором государства", т. е. извращением человека. О нем можно говорить литературно, но человеческое (простое, настоящее) слово "любовь" в отношении его неприложимо. Простым человеком, настоящим и искренним, имя его будет в России навеки проклято. Если будет иначе - мы не люди. А история - черт с ней, история может оправдать кого угодно. Заметьте - гильотинщики не пример и не аналогия; гильотина стояла на площади и народ ее приветствовал; убийств в застенке ни один человек не приветствовал, даже жесточайший (по вашей оценке) русский. К гильотинщикам потомство холодно; чекистов оно проклянет открыто.Это не политическое мое суждение, а человеческое. Вообще же мне очень досадно, что письмо Ваше опубликовано, - легко объяснимое письмо, написанное друзьям об общем товарище. Лет десять спустя я бы прочел его с большим удовольствием - тогда оно будет нужно. Сейчас оно страшно бьет по нервам матерей, жен, детей и даже взрослых, мужественных людей. Екат. Павл. пишет: "...любили все, кто знал". Понимаю. Допускаю. Но допускаю для тех, кто знал не менее близко, право глубокой ненависти и вековечного отрицания. Нужно сначала решить, стоит ли счастье поколений капли крови ничтожнейшего из людей. Идя этим путем, мы возведем в святые всех Александров и Николаев, которые были недурными отцами, симпатичными пьяницами и добрыми полковниками. Впрочем, это и делается.

    Вообще же, по-моему, проблемы нравственности не настолько сложны, чтобы заниматься эквилибристикой и оправданием садизма. Франциск Ассизский - понимаю, а остальные - отчаянная литературщина. Ну зачем, скажите, тащить Ленина в рай? Зачем его памяти любовь потомства, эта наивная надстройка? А вот - на моей памяти - Дзержинский со товарищи убил старичка рабочего (от Нобеля) и Алешу, пасынка Б. Зайцева. Этим прямой ход в рай, но хотелось бы их защитить от нежелательных там встреч.

    угодно, но за них никогда не прощу их палачам, носителям государственного топора, все равно от чьего имени. И всегда радуюсь, когда этот топор, вырвавшись, рубит самое государство, тоже все равно какое. Не страну, конечно, а государственную идею. И тогда памяти Каляевых, Мазуриных, Куликовских, рабочих Нобеля, Алеш посылаю привет: "Ну, милые, вы немножко отомщены". Знаете, кто был Куликовский? Его всю жизнь мучили при царях, жестоко мучили, но замучить до конца не смогли; добили же его чекисты в Сибири ударом револьвера по затылку.

    Я слишком расписался, простите. Очень прошу Вас кланяться Екатерине Павловне, если она в Сорренто. Среди тысяч людей, которых участь она облегчила, был и я. Преданный Вам Мих. Осоргин"5.

    -------------------

    5 -- Там же.

    Суровые откровения этого письма были изложены в такой искренней и интеллигентной форме, что Горький переписки не прервал; она продолжалась.

    сказались особенности его характера, до конца, до 1936 года, поддерживал иллюзию Осоргина. То он говорил: "Я перешлю Ваш "Сивцев Вражек" в наши библиотеки", то: "Я поговорю с Госиздатом", то (даже в 1936 году, когда уже было совершенно ясно, что ничего в России не напечатают) продолжал уклоняться от прямого ответа.

    Осоргин долго сохранял советское гражданство и даже получал гонорары за переводы пьес, поставленных в России (в том числе за "Принцессу Турандот"). В середине тридцатых годов порвалась и эта тоненькая ниточка. Тогда Осоргин обратился за помощью к Горькому. Его письмо вызвало в Горьком смятение, он советовался со своим секретарем П. П. Крючковым о том, как ответить Осоргину. И в конце концов сочинил: "Запрещение правительством переводить литгонорары за рубеж касается не только Вас персонально, а имеет общий характер и, как мне сказали, не может быть отменено. Я думаю, что исторические очерки Ваши могут быть изданы здесь и советую Вам их прислать"6.

    -------------------

    6 -- Там же.

    М. Вишняка, редактора "Современных записок", это было "лирико-психологическое" желание. Мечта всей жизни.

    Раздел сайта: